|
? Видела, как из людей скотов делают? ? вдруг прохрипел он. ? А ты все по образу и подобию, по образу и подобию. ? Сонечка, проснись, по чьему образу? По чьему подобию? Да у нас за такое… ? это было так сильно, так неожиданно серьезно, как отодвинувшаяся внезапно заслонка в адской печи, за которой мрак и темный пламень. Я замерла, боясь не то что словом, движением, нарушить хрупкое равновесие, на котором уже с трудом балансировал этот страшный и неординарный человек. В тот раз он почти силой бесцеремонно уволок меня из зала, хрипя, что-то неразборчиво угрожающее, крестясь и проклиная, продолжая решать какую-то мучительную задачу, по всей вероятности давно и неотступно жившую в нем. Я сдала его с рук на руки «мальчикам», и он как-то на удивление покорно пошел к дверям, деликатно направляемый своим эскортом. Но на самом пороге остановился, тяжелый страшный, как подраненный медведь и такой же, как медведь непредсказуемый: ? Он кровь свою в вино превратил, чтобы нас напоить, а мы вино свое в чужую кровь превращаем… А ты говоришь: по образу и подобию. Он нас создавал, а мы его. Он нас из огня и света, а мы его из суеты и невнятицы; он нас из любви, а мы его из страха. И живут в нас два разных мира, отгороженные стеной, и не знают друг о друге. И мы то веселы и счастливы, то в горе и печали, то стыдно нам вдруг неведомо чего, то горько, то как по реке тихой плывем, то омут закружит, то летим куда-то, то стылость болотная одолевает. И называем мы все это жизнью своей и душой своей, и чувствами, и памятью. И часто так в неведении и уходим. Но случается, то ли стена тонка, то ли сила велика, и происходит катаклизм, в сравнении с которым, что те цунами, что землетрясения. И рушится стена, трещит, под напором рвущихся друг к другу творца и творения, и сверкают зарницы, и высекаются молнии, и то свет возобладает, то тьма и хаос, то огнем полыхнет, то льдом скует до полной недвижимости. И мечется человек, как раненный зверь, и тянет его к огню и свету, и страшится он и жаждет. И сеет вокруг себя, то страх и боль, то любовь и молитву. Но уж если пройдет этот ад, и не сгорит в огне, и не ослепнет от света, то обретет бессмертие, ибо не умрет, пока будет жив. Все это разом промелькнуло у меня в голове, пока я смотрела, как он идет сквозь сверкающий огнями и стеклом холл, бесчисленное количество раз отражаясь в огромных зеркалах, окруженный своей охраной, как черными ангелами. Не то на казнь, не то на крест. ? Шах и мат, господа, шах и мат, ? дребезжащее хихиканье было едва различимо в гуле жрущей, звенящей ножами и вилками, крикливой и самодовольной толпы. — 40 —
|