|
? Ты очень во время, ? услышала я его голос, когда они проходили мимо столика, за которым продолжали сидеть мы с Евгением Петровичем. ? Самое время перекусить. Заодно и поговорим. * * *Евгений Петрович попытался что-то сказать, но, увидев мое совершенно отрешенное лицо, с молчаливым поклоном отошел. И почти сразу по залу разнесся его громкий и раздраженный голос. Все шло своим чередом. «Да, поиграть сегодня, как видно не придется». Я вышла в холл, где постепенно собиралась публика, пришедшая на концерт. Концертный зал при казино становился все более популярным местом и жил своей отдельной жизнью, иногда пересекаясь с жизнью зала игрового. Когда в праздничные дни и дни больших розыгрышей, хозяева заведения, люди несомненно умные и дальновидные, устраивали для игроков «халявные» развлечения, потакая человеческим слабостям и раскидывая в концертном зале роскошные столы с бесплатным угощением и бесплатными же музыкантами. Вот, когда начинался действительно спектакль. * * *Они всегда затягивали начало таких мероприятий. Толпа в холле густела, шумела и подбиралась поближе к дверям, чтобы оказаться среди первых и, толкая друг друга локтями, не жалея ни своих ни чужих «версачи» «хьюго боссов» и «армани», жаждала добраться до столов, заваленных красивой и вкусной едой, чтобы уже через несколько минут превратить это роскошество в поле битвы. В зрелище того, как навалив на одну тарелку мясные закуски, заливную осетрину, какие-нибудь изысканные, только что бывшие художественным произведением салатики и прикрыв все это великолепие ложкой икры и ананасом, серьезный господин, который, видит бог, вряд ли когда-нибудь признает, находясь в здравом уме и твердой памяти, что он, сытый и респектабельный, способен ради этой кучи снеди толкнуть даму, наступить на ногу не менее солидному господину, и пренебречь всем, чему учила мама и жизнь, выныривал из этого варева, лавируя между плотно поставленными столиками, совершенно счастливый, как был счастлив его давний предок с победным рычанием, притаскивавший в пещеру кусок честно добытого мамонта, было нечто раблезинское. Это зрелище, которое я была вынуждена несколько раз наблюдать, всегда вызывало во мне затейливую смесь чувств, как будто я нечаянно подглядела что-то запретное, для чужого глаза не предназначенное и вместе с тем смущающее-интересное. Оно нравилось мне своей неприкрытостью, подлинностью и казалось весьма живописным. Я веселилась, глядя на это, как веселись, наверное, в Средневековье, наблюдая на площадях, за выступлением кукольников и циркачей, пока однажды не увидела Ивана, который сидел один за столиком в дальнем углу на возвышении и, как всегда грея в огромной ручище бокал любимого размера с любимым же напитком, наблюдал ту же картину, что и я. Я осторожно приблизилась, долго стояла позади него, уверенная, что он меня не заметил. — 39 —
|