|
– Я видел психиатрическую статистику, – сказал Джон, кивая. – Около семидесяти процентов жителей густонаселенной части Манхэттена – потенциальные психотики. – К 1980 году мы доведем их количество до восьмидесяти процентов! – воскликнул Рузвельт с былой непреклонностью во взгляде. Он вставил косяк в мундштук слоновой кости и, лихо стиснув его зубами под знаменитым «рузвельтовским углом», добавил: – А мы благодаря эликсиру Саббаха обладаем иммунитетом. – Он радостно процитировал: «Трава получше, чем милтаун3 , может путь оправдать пред человеком Божий». – Но что привело тебя сюда, Джон? – Небольшое дельце, – ответил Диллинджер. – В моей организации есть человек по фамилии Малик, который слишком близко подобрался к секрету всей игры. Мне нужна помощь здесь, в Нью‑Йорке. Его надо бы отправить охотиться за снарками до тех пор, пока не наступит первое мая. Я бы хотел узнать, кто из твоих сотрудников может подобраться к нему поближе. – Малик, – задумчиво произнес Рузвельт. – Это тот самый Малик из журнала «Конфронтэйшн»? Джон кивнул. Рузвельт с улыбкой откинулся на спинку своей инвалидной коляски. – Плевое дело. У него в редакции есть наш агент. (Ни один из них не знал, что через десять дней дельфин, плавающий среди руин Атлантиды, обнаружит, что никакая Драконья Звезда никогда не падала. И уж тем более они не подозревали, что Хагбард Челине, узнав об этом открытии, подвергнет переоценке историю иллюминатов, а затем примет решение, которое резко и неожиданно изменит все существующие в мире заговоры.) – Вот пять альтернативных историй, – сказал Груад, озорно прищурив старые мудрые глаза. – Каждый из вас будет отвечать за распространение свидетельств, позволяющих считать одну из этих историй совершенно достоверной. By Топод, ты займешься историей Каркозы. Эвоэ, на тебе будет континент My. – Он вручил каждому по увесистому конверту. – Гао Дводин, ты займешься этой очаровательной змеиной историей: я хочу, чтобы различные ее варианты встречались по всей Африке и Азии. – Он вручил еще один конверт. – Уника, ты получаешь историю Урантии, но она должна быть обнародована лишь к самому концу Игры. – Он взял пятый конверт и снова улыбнулся. – Каджеси, любовь моя, ты будешь распространять историю Атлантиды, но с некоторыми изменениями, которые выставят нас самыми отъявленными негодяями в земной истории. А теперь я объясню вам смысл всего этого… Это было в 1974 году. Джо Малик сидел в своем кабинете. На него со стены угрюмо взирали четыре члена «Американской Медицинской Ассоциации». День обещал быть долгим и на фоне событий прошедшей ночи не сулил ничего интересного. В коробке для входящей почты лежала толстенная рукопись в конверте из оберточной бумаги; Джо обратил внимание, что марки были отклеены. Несомненно, работа Пат Уэлш: ее младший брат увлекался филателией. Джо улыбнулся, вспоминая, как когда‑то сам, будучи подростком, вел дневник. На случай, если родители обнаружат его откровения, он называл мастурбацию коллекционированием марок: «Сегодня собрал пять марок – установил новый рекорд», «После пяти дней без марок нашел многоцветную красавицу. Грандиозно, но переговоры шли мучительно». Наверняка сегодняшние подростки, если они вообще ведут дневники (возможно, они пользуются кассетными магнитофонами), говорят о мастурбации вполне открыто или же считают ее обычным делом, о котором не стоит и упоминать. Католический подросток, которым был Джо в 1946 году, сейчас казался ему не более далеким, чем обманувшийся в своих надеждах либерал, каким он был в 1968 году. И все же Джо чувствовал, что весь его нынешний жизненный опыт мало что значит. Такие люди, как Пат и Питер, по‑прежнему относятся к нему как к одному и тому же человеку, и он по‑прежнему выполняет все ту же работу все теми же методами. — 5 —
|