Европа в пляске смерти

Еще и теперь всякий путешественник, перевалив Сен-Готард и проехав сравнительно невзрачный коридор до Беллинцоны, невольно ахает в приливе восторга и нежности, когда раскрывается перед ним Луганское озеро. В сущности оно не поражает, ибо в нем нет ничего грандиозного, ничего ослепительного, ничего эффектного. Эффект получается только разве вследствие глубокого контраста его изящной красочности с их серыми ущельями, оставшимися позади. Но есть нечто, что даже у бессознательного человека инстинктивно вызывает внимание к озеру и окружающим его горам, как сразу пленяет порою женское лицо, полное благородства и той таинственной силы, которую ничем нельзя определить, но которая заключается в одухотворенной пропорции частей.

Оно пропорционально, как лучшие пейзажи Греции, это несравненное зрелище прекрасного маленького озера и причудливых синих, как сгущенное небо, зеленых, как изумруды Монте-Сальваторе, Монте-Бре, Монте-Женерозо.

Что меня особенно поразило в этот раз в общем характере этого озера, которому итальянцы дают благозвучное имя «Largo de Ceresio», какая-то с метафизической силой вами чувствуемая наличность искусства в самой природе.

Как бывают чудеса — lusi naturae, — когда какой-нибудь камень, обточенный дождем и ветрами, поразительно напоминает скульптурное произведение, так иной раз и целые пейзажи проникнуты столь изумительно законченной живописной целесообразностью, что не позитивным разумом, конечно, а некритическим чувством мы готовы прозреть его творца. Поль Клодель в одном месте говорит:

«Лист желтеет не потому, что закупорились его питательные каналы, не потому, что он должен упасть и послужить удобрением для грибов и новых ростков, а потому желтеет он, чтобы создать прекрасный аккорд со своим братом-листом, который стал пурпурным».

Вот это же впечатление и производит долина озера Черезио: все горы тут встали по своим местам, и озеро распростерлось так, чтобы создать аккорд друг другу.

Северные варвары во все времена, вплоть до наших, тянутся широкой волной dohin, dohin wo die zitronen bluhen.[10]

Недаром сейчас вышла интересная книжка о прусском засилье в Италии. Действительно, экономически даже сама Италия порабощена немецким капиталом, но, порабощенная ему, она культурно, с поразительной силой сопротивляется германскому гению, и нигде, конечно, контраст с ним не почувствуете вы так сильно, как именно в Италии. Как раз эта борьба итальянского духа с засильем мощных и влюбленных завоевателей и послужила канвой для трех чудных драм крупнейшего, быть может, из драматургов нашего времени, итальянского поэта Сема Бенелли1.