|
Ранним утром кафе моего квартала, переполненное рабочими, приказчиками, железнодорожными служащими, маленькими чиновниками, сменяющими друг друга у стойки, быстро проглатывающими свой кофе с «petits verres». Это своего рода калейдоскопический клуб. Каждый приходит с вопросами или ответами и замечаниями. И за один час вы можете пропустить мимо себя сотню разнообразных типов парижской демократии. Таким образом, это довольно хороший способ щупать пульс у города в лице элемента, численно в нем доминирующего, и я люблю прибегать к этому средству, тем более, разумеется, после такого ночного эффекта. Настроение было совершенно определенное: бодрое, веселое, ироническое. — Ну, вот мы наконец и увидели цеппелины. — Если все дело ограничилось четырьмя плохонькими петардами, то надо сказать, что немцы осрамились. Самодовольное чувство, что Париж, так сказать, выдержал экзамен, а цеппелины провалились, доминировало. В течение дня каждая новая газета, а в особенности всегда осведомленная «Information»2, выходящая к полудню, шустрая «Paris-midi», затем вечерние: неизвестно за что любимая публикой «Presse», кусательный «Intransigeant»3, солидный «Journal de Débats»4 и капитальный «Temps»5 — дали подробности о рейде. Вы, конечно, давно их знаете, и мне совершенно незачем их здесь повторять, констатирую только, что отношение публики к рейду изменилось заметно. Я не скажу, чтобы известие о 34 (или даже 40) бомбах, посеянных зловещими птицами в Париже и его окрестностях, о двух или трех разрушенных домах, о 5 или 6 более или менее серьезно раненных могло напугать парижан или представить им немецкий воздушный набег как предприятие, достигшее успеха. Ничего подобного. В сущности говоря, разница между той картиной, которую население составило себе утром, и той, которая выяснилась к вечеру, не была серьезной. И, однако, вывод был сделан, довольно решительно, противоположный. «Это генеральная репетиция, — говорили теперь парижане, — и как таковая она удалась». — Чего вы хотите? Конечно, они достигли многого. Но они работали со всеми удобствами. Они убрались восвояси, разбросав все свои бомбы, спокойно, не торопясь. А решительные меры были приняты скорее после их удаления, чем в рискованный момент. Я почти уверен, что на самом деле почти никаких дефектов в воздушной охране Парижа не было, что охрана эта сделала все от нее зависящее. Тем не менее даже депутаты вынуждены были особенно серьезно беседовать с Вивиани, причем в «L'Humanité», например, лишь половина известий об этой беседе оказалась пропущенной цензурой. — 65 —
|