Эссе

ее воле работа, как прочный камень крошится и выветривается

слой за слоем, как все глубже вгрызаются в ее плоть ручьи и

водопады. Исчезли льды, возникли озера, лес обернулся каменной

пустошью, а луга -- черными болотами, далеко протянулись морены

и следы камнепадов, а окрестные земли притихли и словно

обуглились. Гора все больше уходила в себя. Ни солнце, ни

созвездья ей не ровня. Ровня ей ветер и снег, вода и лед. Ровня

ей то, что мнится вечным и все-таки медленно исчезает, медленно

обращается в прах.

Все ласковее вела она в долину свои ручьи, осторожнее

обрушивала лавины, бережнее подставляла солнцу цветущие луга. И

вот на склоне дней гора вспомнила о людях. Не потому, что она

считала их ровней себе, нет, но она стала искать их,

почувствовав свою заброшенность, задумалась о минувшем. Только

города уже не было, не слышалось песен в долине влюбленных, не

видно было хижин на пастбищах. Люди исчезли. Они тоже

обратились в прах. Кругом тишина, увядание, воздух подернут

тенью.

Гора дрогнула, поняв, что значит умирать, а когда она

дрогнула, вершина ее накренилась и рухнула вниз, обломки

покатились в долину влюбленных, давно уже полную камней, и

дальше, в море.

Да, времена изменились. Как же так, отчего гора теперь все

чаще вспоминает людей, размышляет о них? Разве не чудесно было,

когда в солнцеворот загорался костер, а в долине влюбленных

бродили парочки? О, как сладко и нежно звучали их песни!

Древняя гора погрузилась в воспоминания, она почти не

ощущала бега столетий, не замечала, как в недрах ее пещер тихо

рокочут обвалы, сдвигаются каменные стены. При мысли о людях ее

мучила тупая боль, отголосок минувших эпох, неизъяснимый трепет

и любовь, смутная, неясная память, что некогда и она была

человеком или походила на человека, словно мысль о бренности

некогда уже пронзала ее сердце.

Шли века и тысячелетия. Согбенная, окруженная суровыми