|
Наблюдая, как он согнулся, сидя на своем стуле, — сломленная безжизненная тень человека, прекрасным видом которого я восхищался, —я понял, что выздоровление будет тяжелее болезни. Усилием своей натренированной воли он разорвал слабую магнетическую силу, привязывающую его к этой девушке, и с разрывом ее источник его жизненной энергии иссяк. — Но послушайте, — запротестовал я, — вы уверены, что поступаете правильно? Девушка может быть вполне порядочной, даже если она вынуждена работать, чтобы не погибнуть. Если она имеет для вас такое значение, вы, несомненно, отказываетесь от чего-то очень важного. В ответ он поднялся и молча вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, и я понял, что все доводы бесполезны. Он был ограничен своими рамками и не мог вырваться из них на свободу, которая означала жизнь. На земле, земную. Я отправил Тавернеру подробный отчет об этом деле и спокойно занялся ожиданием его указаний относительно дальнейшего поведения. Ситуация была несколько напряженной. Мой хозяин был похож на человека, жизнь которого полностью провалилась. Казалось, он стареет с каждым днем, с каждым часом. Он сидел в своем вырубленном в утесе жилище, отказываясь двигаться, и всякий раз мне с величайшим трудом удавалось уговорить его отправиться на прогулку по ровным песчаным отмелям, на мили простирающимся во время отлива. Когда вода поднималась, он отказывался к ней подходить, казалось, он испытывал ужас перед морем. Так прошло два дня, от Тавернера не было ни слова, пока, по возвращении с утренней прогулки, мы не обнаружили узкую полоску бумаги, просунутую под дверь нашей пещеры. Это было обычное почтовое уведомление, сообщавшее, что в наше отсутствие была принесена телеграмма и теперь она ожидает меня в почтовом отделении. Но сожалея о том, что заведенный нами порядок, был нарушен, хотя и слегка тревожась за своего пациента, я немедленно отправился в трехмильную прогулку в город за своей телеграммой. Я шел по опасной тропе, вырубленной в крутом склоне, а дальше — по дороге вдоль утеса. Хотя и можно было добраться до города по отмели, наступало время прилива, и я сомневался, что успею обогнуть мыс прелюде, чем подножье утеса будет затоплено водой. В любом случае, мой хозяин считал, что постороннему человеку слишком рискованно пытаться сделать это. Идя по травянистому покрову мыса, я испытывал глубокое волнение, подобное опьянению проголодавшегося человека. Воздух был полон золотистых пылинок, танцующих в лучах солнечного света, трава, скалы, море жили полной жизнью, и я мог чувствовать их спокойное дыхание. И я подумал о человеке, которого оставил в его жилище на склоне утеса, человеке, который так далеко зашел в своем стремлении раздвинуть границы жизни, но который не отважился сделать последний шаг. — 137 —
|