|
* Есть дни, когда мой друг чувствует себя уставшей. Временами наваливается реакция от этих 11 месяцев. Я хочу быть внимательным и полезным, но иногда не хватает у меня возможностей и чуткости. Как болезненно мой друг воспринимает крики нашей малышки. Нервы сдают. В понедельник вечером я задержался у молодого доктора. Ещё зашёл куда-то. Вернулся домой после шести, когда положено купать малышку. Ребёнок к вечеру всё время кричал, возможно, чувствовал себя нездоровым. Мой друг пережила минуты ужаса. Ждала меня. Дошло до истерики. Это была моя вина, что не торопился. В этот день ожидался приезд матери моего друга. Поэтому я был спокоен. Хоть бы как-то можно было вылечить нервы моего друга. Я ведь сплю в комнате с малышкой довольно часто. Я бы всё охотно делал. Жаль времени. Все обязанности мои в полпути. Поэтому так глубоко я понимаю совет Доктора – нанять няню для ухода за ребёнком. Он мне это неоднократно говорил. Говорил он об этом и другим. Быть может, теперь возможность появится, но уже во многом – слишком поздно. 23 апреля. Понедельник, утром В пятницу вечером я упорядочил наследие, оставленное Доктором. Уже получая его, я заметил Гаральду, что, по моему убеждению, должно быть больше писем Рериха. И теперь я с ужасом констатировал, что не хватает важнейших писем Николая и Елены Рерих, а именно почти всех от 1932 и 1933 годов. Также отсутствуют письма Шибаева за эти годы. Шибаев вообще очень много писал. Сам вполне хорошо помню некоторые письма, которые Доктор мне зачитывал. Там говорилось и о членах нашего Общества. Они с передачей писем медлили. Всё время откладывали. Когда я отдавал рецепты, то просил их об этом. Требовал я и письмо Шибаева, где он просит, чтобы ему письма выслали обратно. Не знаю, неужели с письмами, прежде чем их передать, кто-то провёл ревизию? В ящиках стола был хаос. Но не исключено, что это было и при Докторе. Я не хотел никого подозревать, и теперь ещё избегаю этой мысли, надеюсь, что письма Доктор хранил в каком-то тайном месте. Верю хотя бы в честность Гаральда. Я был у него в субботу, и он ещё раз переискал. В субботу был у него полтора часа, пришли и альбомы для Общества из Индии. Я был счастлив, что наши беседы весьма скоро повернулись к религиозным вопросам. Я много рассказывал, он больше слушал, спросил об идее перевоплощения в Евангелии, об идее Христа, о Майтрейе и т.д. Наконец, он говорит: «Но отчего тогда ваше Учение не идёт путём любви?» Я сразу понял, о чём он думает. Ответил, что Учение не виновато, если его последователи не следуют ему или – неправильно понимают. Наше Учение является синтезом любви и познания, но истинное познание не может прийти прежде, чем сердце загорится любовью. Стало быть, и для нашего Учения любовь является центральным понятием. Если он сомневается в наличии чувств любви среди наших членов, то пусть он берёт в пример своего отца, который был истинным воплощением жертвенной любви. Кто же ещё так верно и огненно приложил Учение к жизни, как не он? Буду бесконечно рад, если сумею приблизиться к его душе. Его невеста будто бы адвентистка. Ходят слухи, что и сам он недавно принял эту веру. Адвентизм был бы привлекательной сектой, если бы не чрезвычайная нетерпимость. — 76 —
|