|
Жду возвращения молодёжи с новыми, быть может, неожиданными вестями. Конечно, в средоточии всего мира – дело Н.К. Очень радостно было узнать, что остальные картины Н.К. сняты с полок и ныне развешены в кабинете графики, одним этажом выше. Они доступны только по разрешению директора, но женщины-служащие сами впускают некоторых людей. Так эти картины видели даже русские из Москвы. Бросаем в пространство мысль о проведении выставки Н.К., приуроченной к десятилетию со дня смерти (15 декабря[199]). Я писал и Бабенчикову. («Неисповедимы пути Господни».) Что же с Юрием и Святославом? Всё ещё – «железный занавес». Кто же осмелится писать, если каждое письмо за границу проходит через цензуру и те, которые не связаны с непосредственными родственниками, попросту уничтожаются. Всё же какие-то перемены в Москве есть, кроме двух книг Неру, вышли три тома индийской литературы и Бхагавад-Гита. Только что я увидел в собрании сочинений Тагора в седьмом томе милую «Гитанджали» (моя давняя мечта её перевести!). Налицо какой-то прогресс, но чрезвычайно медлительный, как «черепашьим шагом». На самом верху – перемена, но что с того, если у них идеал всех идеалов – выращивание бекона! И всё же – какие пламенные импульсы в русской молодёжи! Кто же даст им пищу? Кто же вместо лжи и сухих доктрин откроет истинный смысл жизни и этику? В третий раз свою статью о предмете этики я послал в журнал «Семья и школа». Оттуда, наконец, я получил доброжелательный ответ: если хватит места, то напечатают в течение зимних месяцев. Я ответил, что желательно поместить уже в этом году, так как в январе в республиках пройдут учительские конференции, где этот вопрос можно было бы обсудить. В Москве выходит новый журнал по искусству «Творчество», там тоже отвергли мою статью о выставке картин Н.К. в Риге. И по книгам ощущаю, что в метрополии к искусству Н.К. некоторые относятся боязливо, просто – как самые тёмные невежды. Не может быть, чтобы даже самое узкое сознание, но интересующееся искусством, попав в Ригу в отдел графики, не поразилось бы и не ослепилось сиянием Гималайского искусства. Я встречался с молодыми и старыми, давно не виденными друзьями. Душа истинной духовности – Фелиция Осташова, учитель юных сознаний, молодые любят её. Я попросил её написать воспоминания, свой опыт. Опять гостила Бирута. Они не просили реабилитации. Свободная воля. Я хотел бы понять объективно современное состояние психики литовских друзей. Почему, к примеру, Надежда Серафинене как бы отошла? Бирута – чистая, благозвучная душа, опыт страданий ещё больше увёл её вверх. Все друзья, которые были в лагерях, теперь вернулись. Приятно созерцать их огни. Никто ни на миг не сожалеет, но благословляет ссылку как рычаг восхождения. Каждый что-то делает. Екатерина заново составила индекс (Учения), начала эту работу в третий раз, с цитатами. Вернер составляет индекс «Тайной Доктрины». Иные переписывают. Гаральд уехал с сыновьями на Памир собирать лекарственные растения. Я ему писал, чтобы не забывал и своё теоретическое credo[200] – давать народу наставления о воспитании психической энергии. Но он будто бы не чувствует себя писателем-учёным. Скорее всё же – поэтом и композитором. — 377 —
|