|
22 февраля Я рад, что хотя бы ЛТА[63] поместило, согласно письму Шибаева, сведения о том, что Рузвельт ратифицирует Пакт Мира. Мою статью на русском языке в «Сегодня» не печатают. Решили принципиально не поддерживать идею. На этот раз сказали кратко и ясно. Тьма! Вирза будто бы говорил по радио, что «Мыслители и воители» является безнравственной книгой. Очевидно, из-за того, что само имя Роллана внушает ему ужас. Позже выяснилось, что Вирза это по радио говорил и писал в «Брива Земе» по поводу антологии «Красота духа». А о «Мыслителях и воителях» Вирза лично высказывался Грину. Как может быть благодать красоты безнравственностью?! И это говорит человек, который о духе никогда не говорил. 2 марта Сердце сжимается. И Аида Виестур наконец открыто взбунтовалась. Аида – тактичная, чуткая, полная духовного трепета. Круг расширился. Кто же поймёт психику Стуре? С одной стороны, мне в нём видится нечто по-детски наивное. Всю жизнь звучал на одной ноте. Он хочет хорошего. Но отчего же лучшие люди обижаются? Почему одного за другим Стуре отталкивает от своего сердца? Больно сознавать это. Он в последнее время застрял в осуждениях. Мне всегда тяжко слышать: «Они такие и этакие...» И всё это расползается среди людей. В членах Общества действительно много слабостей. В том числе – те же перешёптывания за спиной. И люди чувствуют, что Стуре на самом деле не хочет отмечать день памяти Доктора. Но он боится того, что начиналось год назад. Он сказал, что такой вечер может расчленить коллектив и т. д. Действительно, странный у Стуре характер. Мне всё же кажется, что Стуре – слабый педагог. Что мне делать? Возможно, Е.И. в самом деле могла бы дать совет. Но моя задача быть самостоятельным и сделать что-то именно для Общества. Я ведь с самим Стуре уже говорил, но характер так быстро не меняется. Мне выпала труднейшая задача. И громадная ответственность. Поручение – сохранить доверенное Доктором святое единение. Но в современных условиях всё так болезненно и трудноразрешимо. Я ждал 22 февраля, о котором я видел жуткий сон. И Е.И. признала, что в этом некое Высшее Указание. Я всячески мудрствовал. Наконец, думаю, не относится ли этот день к Обществу? Мисинь читала 21-го доклад о сердце и интеллекте. Но всё прошло гладко. Я был рад. Но теперь нарастает новая волна. Конечно, виновата и необъективность членов Общества. Мой друг говорит, что наши люди не умеют быть проще и откровеннее во взаимоотношениях. Ведь и Стуре желает, чтобы с ним были более открытыми. Что делать с критикой Веселиса в «Даугаве»? Не могу решиться. Писать ли опровержение? Не писал бы, но в нескольких местах он действительно врёт, и это может отразиться на национальных чувствах в современной обстановке. Например – о героизме. Но, с другой стороны, как же высказать всю истину публике, которая не способна её воспринять? И ещё – в ответ на мою статью Веселис может ещё больше исказить. — 105 —
|