|
Как только тот сделался настоящим специалистом-гробовщиком, началось заготовление гробов, так как Сергей Петрович боялся ограничиться приготовлением для себя только одного гроба. И такая предусмотрительность, по его словам, оказалась вовсе не лишнею: одни из гробов через некоторое время дали трещины, другие -- рассохлись, третьи -- не нравились. И он раздаривал их тем из крепостных, у которых умирали близкие им люди. Вечно занятый этою мыслью, крестный начал постепенно менять материал и внешний вид гробов, чему помогали как различные обстоятельства, так и разнообразные явления деревенской жизни. Сначала он делал гробы, исключительно соображаясь с своею фигурою, то есть узкие и длинные, так как он был человеком очень худощавым и высоким, принимая в расчет и то, что покойник перед смертью вытягивается и становится длиннее. Но вот однажды он узнал, что у одного худощавого человека перед смертью сделалась водянка, и после смерти он оказался чуть не вдвое толще, чем был при жизни, а про другого высокорослого человека -- что продолжительная болезнь так источила его кости, что после смерти он стал ниже среднего роста. Вследствие всех этих соображений Сергей Петрович стал заказывать гробы на различный рост и объем тела. Во всех гробах лежало сухое сено, и Сергей Петрович, чтобы показать няне и мне, как после смерти ему будет ловко и покойно в них, ложился то в один, то в другой. Однажды, когда мы подошли к сараю с гробами, мы нашли его замкнутым. Крестный попросил няню принести ключ с его письменного стола и с сердечным сокрушением рассказал нам, почему ему теперь приходится замыкать сарай. Как-то компания подкутивших, молодых помещиков проезжала мимо его дома и решила заночевать у него. Ввиду того что время было за полночь, они не хотели беспокоить его: оставили лошадей и экипажи во дворе, под присмотром своих кучеров, а сами улеглись в сарае, в гробах, благо в них было сено. Сергей Петрович, ничего не подозревая, отправился утром в сарай. Вдруг из гробов поднимаются", "помещичьи сынки" с всклокоченными волосами. В первую минуту он испугался, но затем сильно рассердился и в первый раз в жизни нарушил правило гостеприимства: не предложил гостям ни напиться у него чаю, ни закусить. "Подумайте, почтеннейшая, -- говорил он, обращаясь к няне, до глубины души оскорбленный таким поведением молодых людей, -- ничего святого нет! Наелись, напились, в грязных сапожищах, в одежде, пропитанной винными парами, -- бух в гробы!.. Осквернили святыню моей души!.." — 152 —
|