Владимир покорно вылил воду, сбегал за ружьем, свистнул Шельму и уселся рядом с кучером. Так случилось познакомиться с Елизаветой Антоновной и ее тетушкой Полиной Никитичной Дурасовой, а позднее, в доме, и с дядюшкой Сергеем Петровичем, таким же полным, медлительным и восторженным. Дурасовы жили в маленьком поместье одни и чрезвычайно, до хлопотливого восторга обрадовались ему: тут же отправили переодеваться в необъятные дядюшкины одежды, отдали его вещи сушить и гладить, накормили собаку и приказали ставить самовар. И весь дом бегал, хлопал дверями, о чем-то спрашивал и радушно суетился. Кое-как подвязав, подколов и подвернув дядюшкины панталоны, Владимир завернулся в широчайший халат и прошел в гостиную. Лизонька всплеснула руками и звонко расхохоталась: — Вы прелесть, Володя! Можно мне называть вас так? Ведь вы спасли мне жизнь и, стало быть, отныне почти мой брат. В шоколадных глазах опять заискрились бесенята. Владимир нахмурился: — Мне очень приятно, только зачем вы сказали, будто я спасал вас? — А если это моя мечта? — Какая мечта? — Мечта о том, чтобы меня кто-нибудь спас. Взял бы на руки и вытащил из трясины. — Елизавета Антоновна… — У Владимира опять пересохло в горле, как тогда, когда он смотрел из-за кустов на белые ноги. — Поверьте, я бы за вас жизнь отдал… — Уже? — рассмеялась Лизонька. — Володя, вы прелесть! Вошел дядюшка. Осмотрел Владимира, остался доволен, похлопал по спине. — Значит, в юнкерах изволите? — Да. — По какой же части? — Буду командовать стрелками. — Владимир искоса глянул на Лизоньку. — Замечательно, замечательно! — сказал дядюшка. — Ну-с, к самоварчику, к самоварчику! За уютным домашним завтраком Полина Никитична прочно взяла разговор в свои пухлые ручки. Мягко расспрашивала Владимира о доме и семье, и Владимир слово за слово рассказал все: о Василии, уехавшем в далекую Америку, и о Варе, ставшей вдруг суровой; об Иване, который — конечно же! — пороха не выдумает, и о Федоре, бесспорно самом умном, по пока непонятом; об отце, что сам себе выдумал одиночество, и о маме. О том, как неожиданно и несправедливо она умерла и как мучительно долго длились ее похороны. — Бедный, бедный мальчик! — всплакнула чувствительная Полина Никитична. — Нет, нет, мы никуда вас не отпустим. Мы пошлем человека предупредить, что вы у нас гостите. А Лизонька улыбалась при этом, да так улыбалась, что Владимир уже ничего не слышал и почти ничего не соображал. — 60 —
|