|
– Слава Богу, – с облегчением вздохнула Варвара. – А почему именно в кабинет? – Господи, ну как же вы не понимаете! – всплеснула руками горничная. – Она же хочет принять господина Вологодова. Принять, а не просто выйти к нему из спальни. – Проси Викентия Корнелиевича, Грапа, – тотчас же распорядилась Варя, с радостью оценив чисто девичий расчет младшей сестры. – Мужчины – в курительной комнате. При всех проси, громко, чтоб никаких отступлений больше не было! Через пять минут Викентий Корнелиевич был препровожден горничной в личный кабинет Наденьки. Грапа предложила ему присесть и обождать, пока она не пригласит, и оставила его одного. Но сидеть Вологодов уже не мог: вдруг зачастившее сердце почувствовало реальное дыхание любимой женщины. Она была здесь, в этом кабинете, незримо наблюдая за ним. Здесь Наденька делала заданные в гимназии уроки – вот здесь, за этим столом, и он легко представил себе ее гимназисткой с косичками. Здесь она писала свои сказки и рассказы, которые он знал наизусть. В этом камине беспощадно сжигала черновые записи своих творческих неудач, потому что всегда стремилась к собственному потолку и билась об этот потолок, поднимая его все выше и выше. На этом пианино играла для самой себя то, на что откликалась в данный момент ее душа, и он тихонечко открыл крышку и осторожно погладил клавиши. За этим мольбертом она стояла, и он за ним постоял, а потом погладил засохшие краски на палитре и оглянулся на стены кабинета. Да, на них были ее рисунки и акварели. И неплохие, со вкусом и настроением, но – незаконченные. «Ее всегда тянуло к бумаге и перу, – подумал он. – В них она видела свой долг, который во что бы то ни стало надо было вернуть людям…» И пошел вдоль стены, не отрывая глаз от рисунков и акварелей, пока что-то не остановило его продвижение. На мраморной подставке стояла ваза без воды. А в вазе – давно засохшая красная роза. Лепестки ее почему-то не осыпались, роза выглядела почти живой и только странно поблескивала. Викентий Корнелиевич наклонился, всматриваясь… «Гумми-арабик, – догадался он. – Наденька подклеила каждый лепесток, чтобы он не осыпался…» И тотчас же узнал эту розу. Маскарад. Горничная принесла коньяк ему и Федору Ивановичу. Он сказал: «Спасибо, милочка» – и протянул ей розу как знак того, что узнал, кто скрывается под глухой маской из тончайшего шелка. Наденька тогда взяла ее, вот эту самую розу, сделав книксен, и… и сохранила на память. Не пожалев времени и труда, тщательно и осторожно приклеив каждый невесомый лепесток… — 393 —
|