|
– А мы все Федором недовольны, – вздохнула Варвара. – Одно доброе дело доброты не посеет, – по-прежнему непримиримо проворчал Хомяков. – Нехорошо ты сказал, Роман, – Василий укоризненно покачал головой. – Если бы Федора просили об этом и он сделал, и тогда бы спасибо ему. А когда добро – по велению души да втайне творится, это поступок достойный. Слова добро не сеют, а поступок – даже один – сеет. И хвала сеятелю. Вошел Зализо: – Василий Иванович Немирович-Данченко. И отступил, пропуская корреспондента, одетого по-дорожному, что сразу всем бросилось в глаза. – Добрый вечер, господа. Попрощаться зашел буквально на минуту, даже извозчика не отпустил… – Немирович-Данченко замолчал, заулыбался, шагнул, протянув обе руки: – Василий Иванович! Тезка ты мой двойной!.. Ну, здравствуй, дорогой, здравствуй. Они троекратно поцеловались, путаясь бородами. – Как всегда – в суете? – спросил Василий. – Извини уж, – развел руками журналист. – Да, насчет суеты. Государь повелел возбудить следствие о Ходынской трагедии. Вести дело поручено следователю по особым делам Кейзеру. Скажите Каляеву об этом, когда увидите его. – Каляев утром в Нижний укатил. – Ну, а я – в Петербург. Кляузы начались в редакции. Отповедь моя им не понравилась. Ну, обнимаю всех, целую и – скачу. И вышел, поклонившись. – Суетой газетчики живут, – неодобрительно вздохнул Василий. – А суетой души не спасешь. Помолчали. – Надо насчет обеда распорядиться. – Варвара встала.– Готовьтесь, господа. Она ушла. – А спасти необходимо, – вдруг сказал Вологодов. – Что спасти? – Надежду Ивановну. – Викентий Корнелиевич поднялся с кресла, зашагал по гостиной с непривычным для него волнением. – Который день наши разговоры слушаю и жалею, что нет с нами Надежды Ивановны. Пусть скучны наши споры, пусть – болтовня, но она бы слушала. Она бы себя слушать перестала. – Правильно! – громко сказал Николай. – Она там в заточении. В узилище!.. – А врачи как же? – растерянно спросил Роман Трифонович. – Они же отказали… – Для врачей она больная, а для нас – Наденька! – выпалил капитан. – Святые слова сказал, Коля, – вдруг заволновался всегда внешне спокойный Василий. – Душу ее спасать надо. Душу, а не тело! А все норовят тело, тело!.. И поспешно вышел. Николай бросился за ним: – Обожди, Вася! Вместе… – Что скажете, Викентий Корнелиевич? – с некоторой растерянностью спросил Роман Трифонович, когда за братьями захлопнулась дверь. – Не натворим ли бед самовольством? — 377 —
|