– Уйдем, барышня, – тревожно шепнула Феничка. – Сейчас разругаются, хоть уши затыкай… Они юркнули в темноту, впопыхах наступили на чью-то руку, услышали в ответ сонную матерную брань и, оступаясь, поспешно полезли на обрыв. – Ну и слава Богу, – задыхаясь, сказала Феничка, когда они выбрались на ровное место. – И темно там, и страшно, и выражаться вот-вот начнут. Пойдемте лучше к солдатам. Может, господ офицеров найдем, с ними спокойнее. С задней, выходящей к обрыву стороны буфетов людей поначалу нигде видно не было, но они появились, как только девушки приблизились к дощатым, наскоро сколоченным постройкам. Темные их фигуры молчаливо жались к тылам буфетов, тесно набившись в узкие проходы между ними. – Не клейся тут, не клейся, – зло зашипел женский голос. – Из-за вас, проныр, и нас разгонят. – Вы напрасно беспокоитесь, – сказала Надя. – Мы так, посмотреть только. – На нищету нашу поглядеть пришла? – Что вы, мы уходим, уходим, – поспешно заверила Наденька. – Уже уходим, не волнуйтесь. Девушки отошли подальше от злобной темной очереди. И остановились, не зная, что предпринять. – Ну и дальше куда? – недовольно спросила Феничка. – Светает, – тихо сказала Надя. – А на небе – ни облачка. Славный будет денек! – Глянь-ка, барышня, вроде дымок над обрывом? Горят они там, в овраге, что ли? Наденька оглянулась. Над обрывом, ведущим в глубокий овраг, из которого они недавно вылезли, легкой пеленой висел пар от дыхания десятков тысяч людей. Дрожал, будто живой, и освещенное первыми лучами еще не вылезшего из-за горизонта солнца небо причудливо переливалось в нем. – Как красиво! Нет, ты только посмотри… – Недосуг смотреть, – сурово оборвала Феничка. – Уходить отсюдова надо. Наденька тоже ощущала какое-то внутреннее беспокойство, но хорохорилась. Даже начала что-то говорить, что, мол, неплохо было бы взять царскую кружку для Вани Каляева, но тут же замолчала, испуганно вслушиваясь. Из оврага вместе с паром поднимался странный гул, пугающий, как стихия. И нарастающий, как стихия. И со стороны Петербургского шоссе, и со стороны Москвы тоже слышался тот же гул. Еще далекий, но уже несущий в себе что-то грозное. – Бежим! – крикнула она, ощутив вдруг возникшую в ней неосознанную панику. – Бежим отсюда, Феничка!.. Высоко подобрав юбки, девушки, спотыкаясь, добежали до последних буфетов и… И замерли. 4Перед ними стояла толпа. Стояла молча, странно раскачиваясь, и из глубины ее то и дело раздавались стоны и крики. По головам тесно – плечом к плечу, руками не шевельнешь – зажатых, сдавленных людей порою уже лезли мальчишки, а то и вполне взрослые парни, упираясь сапогами во что придется. В беззащитные лица, затылки, спины, плечи. А толпа стонала и раскачивалась, раскачивалась и стонала, не двигаясь с места. — 305 —
|