|
– И что же в этом дурного? – спросила Варвара: она пыталась поддерживать разговор, хотя ей было совсем неинтересно и очень хотелось спать. – Дурное – в лавине фактов, предполагающих их отбор и дозировку. С чем ознакомить почтеннейшую публику, на что намекнуть, а о чем и вовсе промолчать. – Да, политики двадцатого века получат могучее оружие воздействия на людские души, – сказал Хомяков. – Если под политикой разуметь ее сущность, то есть один из способов достижения власти, то господа политики будущего приобретут воистину огромные возможности. Диктаторский приоритет формы над содержанием. – Форма и содержание – диалектические понятия, – возразила Наденька. – А вы, господа, рассуждаете о реальной будущей жизни. О практике, но не о теории. – Ты права, если подразумеваешь природу, Надюша. Да, в ней все подчинено диалектическому равновесию формы и содержания, а если оно где-то нарушается, вступают в действие законы, открытые Дарвином, и все опять на какое-то время приходит в равновесие, потому что в природе господствует инстинкт. Но в человеческом обществе господствует воля. Одного ли человека, группы людей или определенного класса – это не столь уж важно. Важно, что эта воля подкреплена силой. Армией, полицией, капиталом. – И что же далее, дядя Роман? – А далее – как прикажете. Прикажете, и форма будет сохранена вопреки требованиям содержания. Или, наоборот, разрушим форму во имя сохранения устаревшего содержания. В человеческом обществе все в руках людей, а не мудрой, неспешной и оглядчивой матушки-природы, Надюша. – Отсюда – бунты, мятежи, революции, которые всегда есть сигнал воспаленных противоречий между формой и содержанием, – добавил Василий Иванович. – И всегда только через кровь, через муки людские. – А у нас, в России, есть равновесие между формой и содержанием? – Увы, Надежда Ивановна, – Немирович-Данченко беспомощно развел руками. – Есть упоение формой, – проворчал Хомяков. – Восторг перед нею. Ради этого неуемного восторга заново возродили кирасы, ментики, закоснелые ритуалы, которые мы упорно выдаем за исторические традиции. А главное – значимость мундира как такового. Он заменяет собою природную смекалку, инициативу, ум, совесть и нравственность. В России до сей поры куда лучше родиться в поношенном отцовском мундире, нежели в собственной богоданной рубашке. – Браво, Роман Трифонович, – рассмеялся Василий Иванович. – Прекрасный спич. Между прочим, Европа это давно поняла и сейчас прилагает все усилия, чтобы разумно и спокойно уменьшить разрыв между формой и содержанием. Но, к сожалению, у нас – свой путь. Особый. Непонятно, правда, куда. — 293 —
|