|
Князь Михаил Всеволодович Черниговский, человек совсем негосударственного ума и тем паче негосударственного поведения, мелочный и суетный, трусоватый и честолюбивый, не сошел с Христова камня в свой страшный последний час. Жизнь его не была примером последующим поколениям, но смерть – была, почему Церковь и причислила его к лику святых. Жить недостойно, но умереть достойно – такой же подвиг, как и достойно жить. Михаил прибыл в Сарай с внуком Борисом, любимым боярином Федором и небольшой свитой. Это случилось утром, и, как ни странно, всех прибывших на поклон к Бату тотчас же повели к дворцу прямо из саней. Бывалых – а таковые нашлись в свите – это обеспокоило, но князь не обратил внимания на них, продолжая идти вперед с высоко поднятой головой. Поверх шубы успели набросить алое княжеское корзно, и оно знаменем развевалось за ним. Так они пешком дошли до дворца, перед которым на сей раз ярко полыхали четыре священных костра. Перед ними стоял верховный шаман в длинном черном одеянии и островерхой шапке. Он поднял руку, шествие остановилось, и шаман что-то выкрикнул. – Ты должен пройти меж огней, князь, – шепнул Федор. – Пройти и поклониться. – Не будет так, – с неожиданной для него твердостью сказал Черниговский. – Я пришел поклониться их царю, а не идолам. – Он говорит, что тогда ты умрешь, – тихо сказал Федор. – Поклонись, князь, мы отмолим твой грех. – Нет! – вдруг громко выкрикнул Михаил и, сорвав с себя корзно, сунул его Борису. – Возьми славу мира, внук, я возжаждал славы небесной. – Кара-гулмус! – Шаман упер палец в князя. – Кара-гулмус!.. Из-за его спины появились обнаженные по пояс помощники с длинными жертвенными ножами в руках. Свита испуганно подалась назад, и только боярин Федор не оставил своего князя в смертный час, разделив его участь. – Мужи достойные, но смерть им была предначертана свыше, – равнодушно отметил Бату, когда ему доложили о казни Михаила Черниговского и его боярина Федора. В кровавый тот день Чогдара в Сарае не было: Бату послал его на юг, к Сартаку, который отвечал за зимовку скота в Кубанских степях. Вернулся он спустя часа два после бессмысленной и, главное, совсем не по адресу исполненной казни, когда русским только-только отдали истерзанные тела князя и боярина, а кровь еще не всосал мокрый истоптанный снег. Поспешно порасспросив свидетелей о происшедшем, Чогдар прошел прямо к Бату. – Я казнил предателя, как того требуют законы Чингиса. — 212 —
|