Чет и нечет

Память об этом разговоре на уютной ялтинской набережной долго смущала сердце Ли какой-то своей душевной неуютностью, ибо она несла в себе его обреченность на одиночество. Много лет спустя он прочитал у Набокова слова, напомнившие ему его сомнения тогда и потом:

Признаюсь, хорошо зашифрована ночь,

но под звезды я буквы подставил

и в себе прочитал, чем себя превозмочь,

а точнее сказать я не вправе.

После этих слов Ли вспомнил и то давнее солнечное ялтинское утро, и ему показалось, что в синеве неба он видел тогда горящие звезды, звезды его жизни.

VIII

Их теплоходик медленно скользил в сторону Алупки. Нина рассказывала о дворцах и парках: весь берег от Ялты до Ласточкина гнезда она несколько лет назад исходила пешком и теперь с восторгом узнавала с моря знакомые места. Ли радовала ее радость. При всем своем крайнем индивидуализме Ли относился к натурам, высоко ценившим радость других людей, особенно тех, кто был ему близок, мил и интересен. Это его качество распространялось и на любовные игры, в которых главным для него всегда было удовлетворение женщины, а не свое собственное, и видеть весь ее путь к высшим пределам страсти было для него истинным наслаждением. Чтобы свое наслаждение продлить, он старался всем, чем мог, удлинить этот сладкий путь, делая неожиданные остановки и повороты, а потом, когда все уже было позади, он обволакивал почти бездыханную любимую медленными безгрешными и даже целомудренными ласками, даря ее измученному телу новые силы, а ее душе — безмерную благодарность за пережитые муки. И те, с кем близко сводила его жизнь, до конца своих дней помнили о пережитой с ним радости земного бытия.

Ли слушал Нину и рассматривал берег, но думал о другом. Он думал о прошедшей ночи, когда он, измученный страстью и ласками, забывался в кратком сне или даже полусне, а за полуоткрытым окном то ли в его воображении, то ли наяву клубился розовый рассвет, и он слышал в нем голоса. Голоса эти казались ему знакомыми, но до конца он их не узнавал. Лишь однажды, он услышал голос Рахмы, тихо читавшей стихи: «Прибегаю к Господу рассвета…», голос любимой, пропавший где-то вдали уже на второй строчке этой суры. Звучали и имена звезд и деревьев, но какие — Ли не мог вспомнить.

По крутой лестнице, которая вела над поющим ручьем по окраине большого парка, они поднялись в городок и побрели по его поднимающимся вверх по склону холма узеньким улочкам. Вскоре Ли понял, что он знает здесь каждый камень.

— А вот и гостиница, — вдруг сказал он.