Чет и нечет

IX

Пришел день отъезда. На автобусной станции, куда они зашли справиться, как лучше добраться до Симферополя, чтобы попасть на поезд, в расписании они увидели маршрут «Ялта—Харьков». Казалось чудом, что можно вот так просто сесть в автобус рядом с ялтинским морским вокзалом и на следующий день оказаться дома, и они решили проверить реальность этого чуда.

Вещи они сдали в камеру хранения в полдень, и до отъезда оставалось еще часов пять. Ли предложил сходить «к Чехову», и они не спеша побрели в Аутку. Музей по какому-то случаю был закрыт, но несколько упоминаний о дядюшке и тете Манечке, друживших с умершей почти одновременно с ними Марией Павловной, открыли им двери.

Пожилая хранительница провела их по дому и закончила экскурсию в кабинете. «…Этот бронзовый китайский божок привезен Антоном Павловичем с Цейлона… а медный колокольчик подарил Антону Павловичу сахалинский каторжник», — с дрожью в голосе говорила музейная дама и продолжала говорить, переходя от одной вещицы к другой, будто от хозяина Белой дачи ничего больше не осталось в этом новом мире, кроме вазонов, пивных кружек, колокольчиков, статуэток и прочих диковинных мелочей. Если бы Ли внимательно слушал хранительницу, этот речевой поток, возможно, вызвал бы в нем желание уподобиться герою чеховского рассказа «Драма», который расправился с такой же несносной особой, схватив со стола тяжелое пресс-папье. Но Хранители его Судьбы, конечно, погасили бы в нем это желание. Достаточно уж было и того забавного факта, что музейная дама без всякого принуждения сама превратилась в чеховский персонаж. Ли уже давно не слушал ее.

В те времена на Белой даче не было еще тряпичных туфель для экскурсантов и ленточных заграждений. Ли подошел к письменному столу и, предварительно спросив разрешения, сел, чтобы представить себе, что и как видел Чехов, откидываясь на спинку кресла, когда уставала писать рука или начинали болеть глаза.

Он увидел горку справочников на расположенном неподалеку круглом столике. На верхнем прочитывалось название «Вся Россія за 1903 годъ». Ли взял в руки этот увесистый том и открыл «одесские» страницы. Его взгляду предстала вереница легендарных Кранцев: его дед, бабка, братья и родственники деда. Адреса и номера телефонов пережили людей. Это был тот мир, где в одном из вариантов своей Судьбы мог бы жить Ли. Исчезнувший мир. Семейная Атлантида. Кому же он так мешал, этот мир, чем провинились эти знавшие и делавшие свое благое дело люди — инженеры, врачи, ученые? Или кто-то им позавидовал — им, строителям одесской Оперы, соратникам Мечникова? И разве не трудам своим благодаря становились они почетными потомственными гражданами Города?