|
Немцов позже вспоминал: «Борис Николаевич, – обращаясь к президенту во время той судьбоносной встречи, спросил я, – как бы вы хотели увековечить себя в книгах по истории? Как добрый царь?» При упоминании этого священного титула, говорил Немцов, лидер России принял позу возвышенного достоинства, его грудь горделиво выпятилась вперед, подбородок поднялся, и лицо вновь озарилось энергией. Само собой, его ответ был положительным. Таким образом, Борис-Прикованный-к-постели окрестил себя Борисом-Добрым и вдохновился идеей заменить свой косный, коррумпированный кабинет на новую команду из молодых реформаторов, которых не было в Кремле еще со времен Петра Великого. Эта команда держалась на двух ориентированных на Запад и говорящих по-английски заместителях премьер-министра: красивом, пользующемся успехом у женщин Немцове и хитром финансовом гении Анатолии Чубайсе, которого до этого убрали со сцены за непопулярную у населения и несправедливую программу приватизации. В соответствии с планом Ельцина Чубайс должен был заняться латанием дыр в правительственных финансах и контролем за монетарной системой страны, а Немцов – присматривать за ходом приватизации и контролировать быстрорастущие монополии. Слова Ельцина о его новой «команде-мечте» реформаторов быстро распространились среди сообщества приехавших в Россию иностранцев. Индекс Российской фондовой биржи на торгах в конце дня взлетел вверх, и скидки на ГКО значительно укрепились на вторичных рынках. Миссия господ Чубайса и Немцова была сердечно одобрена крупными денежными воротилами. Будучи еще новичком в таких делах, я не совсем понимал, из-за чего началась вся эта суматоха, и решил, как только закончу работу по обзору печати о рынках и прояснится позиция моей газеты, съездить в Нижний, чтобы самому во всем разобраться. Возможно, после того как я сам увижу плоды труда Немцова, у меня появится иное, более позитивное, объяснение, почему все так ставят на этого парня. После ночной поездки в достаточно жалком поезде оказалось, что Нижний Новгород расположен всего в 280 милях к юго-востоку от Москвы. Я купил билет в спальное купе первого класса, но, как оказалось, в этом русском поезде вряд ли кто-нибудь смог бы заснуть. Обогреватель в двухместном купе был отключен, так что отделанная рюшками цветастая занавеска на окне быстро примерзла к стеклу. В тусклом свете ночника я мог видеть, как пар от моего дыхания поднимался вверх, словно дым от сигареты. А вот громкоговоритель упрямо застрял в положении «Включено», так что даже затычки для ушей не могли заглушить грохот набившей оскомину русской поп-музыки. Несимпатичный проводник под залог в десять тысяч рублей принес мне дополнительное одеяло. — 73 —
|