|
Примерно четверть зданий в Охе была непригодна для проживания: обвалившиеся крыши, отсутствующие стены, трещины шириной в фут на закопченных фасадах. Вдоль изрытой ямами главной дороги, ведущей в город, стояли сгоревшие склады и магазины, так и не восстановленные после пожара, вызванного разрывом газовых трубопроводов во время землетрясения в 1995 году. Люди в зеленых ватниках и высоких резиновых сапогах шли по этой дороге, неся ведра с водой. Городской водопровод также вышел из строя и не был до сих пор отремонтирован, как и электрические кабели, свисавшие с покосившихся столбов. Царящая вокруг нищета возбудила в наших корреспондентах профессиональный интерес. До этого большинство относилось к этой поездке как к некоему отдыху от работы. Но теперь мы почувствовали, что появился настоящий материал для хорошей статьи. Оха, по идее, должна быть безмерно богатой. Ежегодно здесь добывалось нефти на сотни миллионов, если не на миллиарды долларов. Русские качали нефть в этих местах с конца 1920-х годов. Куда шли эти деньги? Мы жаждали получить ответ и в унисон стали требовать встречи с мэром города. Мэр города, Наиль Ярулин, приветствовал нас в своем убогом кабинете. Небольшого роста хмурый человек со слезящимися глазами, он ничем не походил на самоуверенного и ослепительного в своем блеске губернатора Сахалина. Он был одет в пыльный джемпер на пуговицах, с проеденными молью дырами в подмышках и на манжетах. Его кабинет не отапливался, одно из оконных стекол было разбито и наспех заделано картоном. Куда бы ни текли нефтедоллары Охи, было совершенно очевидно, что только не в городской бюджет мэра Ярулина. – У нас просто нет денег на поддержание жизни города, – сказал он нам. – Я сам себе не могу выплатить зарплату. Некоторые школьные учителя не получают зарплату полгода. У нас нет даже бензина для машин «скорой помощи», большинство их вообще не на ходу. – Но вы же сидите на море нефти! – запротестовал один из репортеров. – Вы экспортируете миллионы баррелей нефти. Как вы можете не иметь денег? – Я просто не знаю, – вздохнул мэр. – Не могу этого объяснить. Спросите об этом лучше у СМНГ (местного нефтяного концерна). Почти все поступления в городской бюджет идут от них, а они не заплатили налоги за прошлый год, не говоря уж об этом. Неуплата корпоративных налогов была национальным бедствием, которое тяжелее всего ощущалось в городах, где, как в Охе, была только одна компания. В советские времена государственные предприятия, вокруг которых строились жилые поселения, поддерживали школы, больницы, все социальные службы, содержали в надлежащем состоянии дороги. В период перестроечных реформ девяностых годов все эти обязанности возложили на местные власти, подразумевая при этом, что приватизированные предприятия будут платить налоги и пополнять городские бюджеты. Однако получилось так, что приватизированные только что предприятия игнорировали налоговые законы, отпуская города и жилые поселения в свободное плавание. Фактически все в России тем или иным способом обманывали налоговую инспекцию, потому что уплата налогов по разрушительным и постоянно меняющимся ставкам, назначаемым Кремлем, гарантировала бы непременное банкротство. (Моя собственная ситуация с налогами тоже иногда представляла собой полную неразбериху, но я не очень-то беспокоился, поскольку мои статьи о налоговой политике в России свидетельствовали, что там обстановка была еще более запутанной.) — 165 —
|