|
– Хотите отблагодарить за то, что он не был полным негодяем? – Вы его книги читали? – Нет. – Вот видите… А ведь он талантлив. – Бунин с Савинковым тоже не бездари. А Куприн? – Это наша с вами революция, она любима и вами и мною. Куприн ее примет позже. Возможно, Бунин с Савинковым тоже. Хотя вряд ли, ибо они отринутые политики, а политик не прощает никогда и ничего тем, кто его отстранил от политики… Писатель, ученый, художник – другое дело. Репин, кстати, не в Питере живет, а у Маннергейма. Если Куприн ставит себя в положение Ивана, не помнящего родства, то мы, пролетарская диктатура, делать этого не имеем права: потомки не простят. А что касаемо нас, так, между прочим, товарищ, мы до сих пор живем под шатром великой русской культуры девятнадцатого века… Как ни крути, Толстого или Достоевского в класс-гегемон не затащишь – обсмеют. – Помогать вражинам? Это что-то новое. Не знаю, я дома не был год, может, не уловил новых веяний… Исаев поглядел на сильное, скуластое лицо Шорохова, закурил. – Зря вы эдак-то, – сказал он, глубоко затянувшись, – впрочем, я вас ни в чем не виню. У нас есть какая-то странная отличительная черта: мы все, когда спорим, считаем, что именно «я», а не «он», понимаю проблему лучше и точнее и «я» люблю родину, а если «он» оспаривает мою точку зрения, значит, «он» ее не любит. Нет? – Я не считаю, что вы меньше меня любите родину. – Спасибо. – Да что вы улыбаетесь все время?! – А что – плакать? Дети у вас есть? – Трое. – Учатся? – Старшая пошла в школу. – В букварь к ней не заглядывали? – В палочках и кружочках сама разберется. – Палочки, мне кажется, в учебнике арифметики. Нет? – Верно, в букваре слоги у них. – В букваре и стихи напечатаны. Помещиков: Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Батюшкова, Фета и даже воспитателя царя Жуковского. По кровососам помещикам детей учим любви к родине. Каково? – Ничего, новые поэты вырастут. – На чем? Из ничего не будет ничего. Сначала люди научились складывать два плюс два, а уж после пришли к интегралу. Мы теперь с вами хозяева, и негоже нам терять таланты, они будут нужны вашим детям. Шорохов недоуменно пожал плечами: – Хлопотать за вражину? – Он русский писатель. – Он контра. – Бросьте вы, право слово… Издательства в наших руках, типографии – тоже. Тот солдат страшен, у кого в руках винтовка. Ну, поругает Никандров диктатуру большевиков, ну, поплачется в жилетку знакомым. Ничего… Пройдет время, осмотрится, прикинет соотношение ушедшего невозможного с возможным будущим, а там – кто знает… Жизнь – штука загадочная, равно как и творчество. Словом, просьбу мою, пожалуйста, выполните. — 193 —
|