Я чуть было не ответил утвердительно, что не только надеялся, но и обнаружил, но сдержался и спросил: — Я все-таки совершенно не понимаю, полковник, что вы так разволновались? Ну, съездил я к Руановой. Мне нужно было задать ей несколько вопросов, которые я не успел задать в вашем присутствии, да и не хотел, если угодно. Все-таки она единственный человек, который видел Койота после того, как ваши доблестные подчиненные упустили его в подземном переходе. Несколько мгновений Беркесов молча смотрел мне прямо в глаза. Взгляд этот он, наверное, отработал, когда был еще рядовым следователем и "раскалывал" бедных интеллигентов за чтение антисоветской литературы. — К вашему сведению, — медленно произнося слова, отчеканил Беркесов, — Руанова находится в больнице с сердечным приступом, который у нее случился вечером того же дня, когда она приходила сюда. Вы, видимо, этого не знали, когда проникали в ее квартиру? Так спросили бы меня. Это было бы проще, чем выпрыгивать в окно эрмитажного туалета. Я оторопел: — Полно, полковник. Я еще не сошел с ума. Что за вздор вы несете? Я не "проникал" в квартиру Руановой. Я позвонил, и она мне открыла. Лично. И я с ней беседовал… — Поэтому и ходили по квартире с зажигалкой, роясь в шкафах и кладовках. А потом только зажгли свет? — во взгляде Беркесова сквозило явное разочарование моими умственными и оперативными способностями. Надо сказать, что если Беркесов хотел сбить меня с толку, то он своей цели добился. Если они следили за мной от самого Эрмитажа, то все события, включая и неожиданно погасший в квартире свет, можно трактовать и по-другому. Допустим, что под прикрытием темноты Руановой удалось незаметно выскользнуть из квартиры (хотя это маловероятно, но — допустим). Она вышла из квартиры, где ее схватили молодцы Беркесова (если она сама не была одним из "молодцев"), и теперь они могут показать мне ее где угодно: в больнице, в морге, в Нью-Йорке — где угодно и в любом состоянии. Что- что, а такие штучки КГБ всегда умел делать превосходно. Но я вспомнил разговор, доносящийся из-за двери соседней квартиры, что Руанову недавно увезла "скорая помощь". Хотя и этот разговор, включая голову в бигудях, мог быть инсценирован. Я не стал требовать от Беркесова доказательств, поскольку был уверен, что если полковник уверяет меня, что Руанова в больнице, то так оно наверняка и есть. Вопрос в том, когда она туда попала? Разговор с Руановой я, естественно, записал на пленку, но предъявлять эту плевку Беркесову мне совершенно не хотелось. Во-первых, я не вмел права демонстрировать ему нашу новую технику. Возможно, они ее уже украли у нас, но подтверждения еще не было. Так что, если они и узнают о ее существовании, то по крайней мере не от меня. А во-вторых, я просто не хотел, чтобы содержание нашего разговора с Руановой стало известно Беркесову. Пока из его слов мне было ясно, что они уверены в том, что я был в квартире один, а следовательно записать мой разговор с Жанной они не смогли. И это было отрадно. И во всевидящий глаз иногда залетают соринки. — 53 —
|