— Вы американец? — спросил меня сидевший напротив бородач с умными, живыми глазами. — Я папуас, — ответил я, чувствуя, что пьянею. — Познакомься, — вмешалась Крис. — Это очень сейчас известный историк и публицист. Зовут его Яков. А фамилию мне никак не запомнить. — Можно просто Яша, — улыбнулся бородач. — А я просто Джерри, — представился я. — Очень люблю историков. Чуть сам им не стал, но никак не мог одолеть латынь. — Зачем историку латынь? — удивился Яша. — В самом деле — зачем? — согласился я. — Убедите в этом профессоров Йельского университета. Я вам буду очень благодарен. Зайкин совсем опьянел. Двое каких-то почитателей потащили его в туалет, а оттуда на такси доставят домой. Все как в старые времена. Если ты нормальный человек, то ты никогда не станешь настоящим художником или поэтом. "И разведчиком", — подумал я. Наверное, поэтому все ЦРУ набито "маргиналами", с которыми с трудом управляются отставные адмиралы и подающие надежды политики. Но, может быть, именно поэтому мы и выигрываем постоянно, поскольку со стороны выглядим дураками. — Давайте выпьем, — предложил я, наливая себе водки. Крис с удивлением взглянула на меня, улыбнувшись уголками губ. — За победу демократии! — провозгласил историк, опустошая рюмку одним глотком по русской традиции. Я сделал несколько глотков. Все-таки очень жесткий напиток. Виски приятнее. Любой русский искренне оскорбится, услышав подобное. Независимо от убеждений. — Как живется вам, историкам, в условиях демократии? — поинтересовался я. — Ваша американская привычка пить, не закусывая, меня приводит в экстаз, — сознался историк. — Вы уже выпили почти полбутылки и ничего не съели. Если бы вы были шпионом, вас бы сразу разоблачили. — Значит, слава Богу, что я не шпион, — смиренно заметил я. — Но вы не ответили на мой вопрос: как вашей пишущей братии живется в условиях демократии? Яша-бородач махнул рукой: — Замечательно живется. Цензуры никакой вообще. Рецензий не нужно. Пиши, что хочешь. Только издавать негде. Если найдешь спонсора богатого, то напечатаешься, а нет — то сиди и пиши в стол, как во времена развитого социализма. Старые издательства рухнули, а новые предпочитают вашего Берроуза издавать, чем рисковать на каких-то новых именах. В общем, дышать стало легче, а жить — труднее. — Вы не поверите, — оживился я, — но я знал Берроуза лично. Вернее, он был приятелем моего отца, но часто бывал в вашем доме и иногда удостаивал беседой и меня, хотя я был совсем маленьким. Я помню, он очень интересно рассказывал о нападении на Пирл- Харбор японцев, случайным свидетелем которого он стал, приехав в декабре 41-го года по каким-то делам на Гавайские острова. Но я не про это хочу сказать. Вы знаете, о чем он всегда мечтал? — 148 —
|