Антология странного рассказа

В сизых, холодных предрассветных сумерках они без памяти вышли к окраине Цфата, почти уже не помня, что успели и что— нет, со ртами, полными странного и многообразного послевкусия, почти без сознания. Где их и нашли поутру плетущиеся к центру города лавочники.

С этих пор многие стали искать «базар ядоа», и рассказов о подобных «путешествиях» появлялось немыслимое количество. Странно, но, по слухам, среди местных суфиев тоже стали ходить рассказы о «дороге ядоа» и прошедших её глупцах и мудрецах.

По слухам, однажды, здесь же, в Цфате, во время публичного толкования Закона кто-то из авторитетных раввинов сказал:

— Есть животные, разводить которых— дело недостойное и праздное, потому что пользы от них никакой, разве что укусят хозяина. Например, морские котики, или черепахи, или обезьяны, или те же ядоа, крокодилы, бегемоты…

Где-то в задних рядах захихикали. Смешные слова повторялись потом много раз, а затем даже попали в книгу, до сих пор считающуюся одной из важнейших книг для чтущих Закон иудеев.

3

В конце восемнадцатого века о ядоа писал в своём «Дневнике Посланника» некий Хаим Мейер, венгерский еврей-интеллектуал, проживавший во Франции и опубликовавший там несколько претенциозных мистических трактатов. Правда, большинство современников считали его авантюристом и порицали за экзальтированность и пристрастие к восточным наркотическим средствам, так что всё им написанное, скорее всего, является лишь плодом нездорового воображения.

В зрелые годы Мейер некоторое время был товаром — общинным посланцем в Святой Земле. Шадары переправляли пожертвования-халлуху от общин в диаспоре местным чахлым общинкам. Дневник Мейера относится как раз ко времени его участия в этом благородном деле. Правда, как только стало известно о его утверждении, что внутри структуры шадаров существует общество тайных шадаров, или шадарей а-сод, цель которых — поиск ядоа и следов их присутствия, от его услуг сразу же отказались.

Описывая очередное путешествие из Европы в Святую Землю, Мейер писал, будто его стали преследовать «страшные люди», а может, и не совсем люди, появлявшиеся в виде то турок, то цыган, то странных попутчиков. Он отказывался написать о них больше «…поскольку подобные вещи не могут быть изложены на бумаге и относятся к одной страшной и загадочной истории, так и не закончившейся в Прошлом». Страх гнал Мейера вон из населённых мест, которые он почитал «тёмным лесом и Долиной Ужаса», в «поля, где присутствует Господь». В конце концов он оказался воистину «в полях», то есть где-то в Галилее, верхом, на нанятом ослике и в сопровождении донельзя разговорчивого араба-проводника, говорившего на ужасной смеси наречий. В сумерках они попали под сильный ливень, а потом Мейер понял, что их нагоняют: с нескольких сторон раздался приближающийся нечеловеческий вой. Проводник сбежал, осла Мейер бросил и, оскальзываясь на мокрой каменистой земле, побежал по усеянному крупными камнями склону холма. Пистолет его намок, и на серебряные пули не было надежды, последние упования он возлагал на случайно доставшийся ему некогда древний кинжал, расписанный египетскими иероглифами.