|
Ну, так и я ведь чужак, сказал Костя, хотя на самом деле так не думал. Это неправда, сказала Марина. По ее руке поползли два маленьких красных муравья, и она щелчками очень ловко сбила их и улыбнулась собственной ловкости, сломала травинку и прикусила. А ты хочешь молока? Хочу, серьезно кивнул он, возьми деньги и купи литра три. И булок. На всех. Я мигом, радостно сказала Марина, отшвырнула в сторону шлепанцы, схватила Костин кошелек и побежала сначала по пляжу, а потом свернула в заросли травы и осоки. Тут через болотце было ближе к домам поселка и крохотному магазинчику, затерявшемуся между ними. Костя долго смотрел ей вслед. Ее черные волосы, синевато-черное выгоревшее платье, которое держалось на плече на одной тесемке, шоколадные пятки мелькали еще несколько секунд в траве, потом исчезли. Затем на секунду показался затылок, потом пропал и он. Костя отжался несколько раз на кулаках, встал и побрел в прибой. Прохладные волны с видимым удовольствием лизнули его ноги, зашипели песком, откатились. Он протянул руки вверх, с хрустом потянулся и плавно нырнул куда-то вбок и вперед. Вынырнул, попробовал достать ногами дно. Не достал и обрадовался этому. Посмотрел вверх. Там плыли две или три чайки. Небесная синева была насыщенной и неправдоподобно глубокой. Сероватые, почти прозрачные облачка появлялись и таяли на самом ее дне. Он плыл и плыл, не думал ни о чем. Солнце светило из-за спины, дышалось легко. Все тело было упругим и радовалось воде. Когда выбирался на берег, чувствовал бодрящую усталость. Посмотрев вправо и влево, не увидел ни единого чело-века. Только песок и прибой, уходящий по окружности Косы вдаль, только синева и солнечный ветер. Подергиваясь в воздушных потоках, низко над песком летали какие-то очень быстрые насекомые. Они то зависали на пару секунд над самой поверхностью, то резко уходили вправо или влево. Лег не на подстилку, а на песок. Почувствовал приятный ожог, раскинул в стороны руки. Зажмурив глаза, попытался представить себе лицо жены — и не смог. Только кусок носа и правый ее глаз выплыли из океана зеленой, а через секунду ослепительно-синей горечи и забвения. Настоящей тоски почти не осталось. Вот так быстро проходят все чувства, подумал он, четыре месяца после развода, а я помню только кусок носа. Нос у нее был большой, красивый, прямой, с горбинкой. Тонкий. Правда, он мешал целоваться на первых порах. Но потом все наладилось. У нее были длинные худые руки, тонкая талия, большая грудь, обыкновение желать секса в самые неподходящие для этого моменты жизни, например, в метро. Она проповедовала нонконформизм и потому упорно не заводила себе мобильный телефон, хотя интернетом пользовалась регулярно. И очень любила деньги. — 297 —
|