|
— А, коллега! Категорически вас приветствую. — Добрый, если так можно выразиться, денек, коллега. — Хоронят? — Как видите. — Похоже, последний простат дал дуба. — Какой там простат! Мы их давно перестреляли, как бешеных собак. Что касается последнего, так его прикончили на бегу, когда он спешил предупредить старца Гермогена о том, что его собираются ликвидировать. А самого старца шлёпнули минут через десять-пятнадцать прямо на ступенях храма. Да что я вам рассказываю, вы все это и без меня отлично знаете. — Хм… теперь у нас ни простатов, ни старцев, одни заводные муляжи и манекены, биороботы служителей культа и представителей общественных институтов… или, хуже того, цахесы с тремя золотыми волосинками на гладко выбритых лысинах. — Но согласитесь, квалифицировать его как простата было с вашей стороны чрезмерной натяжкой. Узколиций изобразил на своем плачущем лице далёкую родственницу усмешки: — Не стану спорить, но и думать о нем, как о простом метэке, дорвавшемся до кормушки, не так уж справедливо. Рыжеволосый поправил галстук и высокомерным движением пригладил воздух над коком с двумя проборами по сторонам, парадоксальным образом напоминавшим стиляг и членов политбюро одновременно. Узколиций подозрительно скосил глаза на его неприличные манипуляции: — Извините, но вам явно не достает комсомольских активистов начала шестидесятых с их уличными ножницами. Они бы вас выровняли под одну гребёнку. — Лучше и не поминайте всуе, а то явятся, как чёрт из табакерки. — Самое место помянуть нечистого. Наша социальная система хотя и отличается от афинской пятого века до новой эры отсутствием простатов и, так сказать, поголовной метекизацией, но всё же не препятствует проникновению альбигойских ересей и явлению самого Барона во время таких, напоминающих чёрную мессу ритуалов. — Вижу, коллега, что вы подковались, прежде чем пришли на предварительный вынос тела. — А как вы думаете? В минуту всеобщей скорби разум не должен блуждать в туманных закоулках воображения. Рыжеволосый снова неопредёленно хмыкнул в ответ и вторично поправил воздух над поблескивающим антикварным бриолином коком: — Хотелось бы знать, что с ним случилось, я имею в виду, как его… Он осёкся, увидев предостерегающий взгляд сведённых у переносицы глаз узколицего, и понизил голос, обретший заговорщицкие обертоны. Адаму казалось, что, беседуя, они как-то выразительно поглядывают на него, что всё, что они говорят, каким-то образом относится и к нему. От этого слабость только усиливалась. Но одновременно он изо всех сил напряг слух, пытаясь уловить каждое слово странной беседы. — 170 —
|