|
Лицемером он был со всеми — сначала преспокойно кинул главарей мятежа, рассчитывавших на награды, почести и возвышение (иначе зачем было огород городить?) Пален и Беннигсен очень быстро оказались в отставке и были удалены от двора. Когда они поняли, кто кого цинично использовал и выкинул, было уже поздно… Потом какое‑то время поддакивал своему «кружку молодых друзей» (тот же Чарторыйский, Новосильцев и прочие), поддерживая у них убеждение, будто вот‑вот они с императором во главе развернут обширнейшие, просвещенные реформы. Дело кончилось пшиком. Никаких мало‑мальски значительных реформ не последовало. «Молодые друзья», отодвинутые от рычагов власти, уныло сплетничали по углам… Поручив Сперанскому начать реформы, Александр очень быстро навесил на него букет обвинений, напоминающий процессы ХХ века (враг народа, французский шпиен…), и отправил в ссылку. Все царствование Александра — удивительно бесцветное, пустомельное, какое‑то нескладное. Оно полностью укладывается, как в футляр, в презрительные строки Пушкина: «Властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой, над нами царствовал тогда…» Тут уж — ни убавить, ни прибавить. Царствование было нелепое и неказистое, как ого родное соломенное чучелко, на которое напялили раззолоченный придворный мундир… То ли конституции ему хотелось, то ли севрюжинки с хреном. Порой его бросало в мистику — и тогда возле императора возникала знаменитая баронесса Крюденер со свитой своих юродивых, тогда выходил журнал «Столп Сиона». Этот печатный орган (не имевший никакого отношения ни к палестинской горе Сион, ни к сионизму, ни вообще к евреям) обрел сомнительную славу первого в нашей стране оккультного, эзотерического издания эмбриона ныне бушующего мутного потока… При нем случилась Отечественная война — и он, как лицо номер один в государстве, автоматически приобрел лавры победителя Наполеона, зачем‑то ввязавшись в поход до Парижа, от чего его предостерегали со всех сторон умные военные и политики. Тогда‑то он и стал «нечаянно пригретым славой»… А попутно слицемерил перед крестьянами: крестьянство всерьез ждало после войны освобождения от крепостной неволи, но «плешивый щеголь» отделался знаменитой строчкой в манифесте: «Крестьяне, верный наш народ, да получат мзду свою от Бога». И он, и Константин всю жизнь пребывали в непрестанном страхе, ставшем прямо‑таки частью натуры. Общеизвестно замечание Александра на доклад об обнаружившихся в армии тайных обществах: «Не мне их судить». Он и 15 самом деле был не вправе, потому что над ним тяготел один из самых тяжких на земле грехов: грех цареубийства. — 96 —
|