|
В первую очередь это была задумка венгерских магнатов, которые о всеобщем благе и не задумывались. Все наоборот. Максимум, чего им хотелось — это построить уютное, независимое, суверенное государство для себя. Дворянство, по замыслу «творцов революции», должно было процветать и далее, освободившись от некоторых обременительных ограничений, вытекавших из подчинения Вене. А на род обязан был, оставаясь безземельным, гнуть) спину на магнатов. Разве что налоги, которые раньше приходилось отправлять в Вену, теперь можно было бы оставлять в своем кармане. Из шестимиллионного населения Венгрии так уж исторически сложилось, каждый двадцатый был дворянином. Правда, ко времени революции из ста тридцати шести тысяч дворянских семейств сто тысяч практически разорились и утратили поместья — но они‑то как раз и рассчитывали вновь разбогатеть в новой независимой Венгрии. «Вожжи и далее должны оставаться в руках дворянства», — с простодушным цинизмом заявил, выступая в сейме, будущий глава революционного правительства Лайош Кошут. А крестьяне… Из сорока четырех миллионов холодов [10] плодородной земли лишь тринадцать миллионов были в руках крестьян. Крепостных крестьян. Шестьсот двадцать четыре тысячи семейств обрабатывали эту землю, неся на себе все тяготы крепостного права — барщину, «десятину», «девятину» и прочее. Кроме них, в Венгрии существовало девять сот десять тысяч батрацких семей (в те времена было принять считать не по головам, а по семьям), в сезон работавших в крупных поместьях. Они тоже, кстати, никакими особыми правами не пользовались — батрака, ушедшего от помещика до окончания срока договора, могли на законном основании бить палками и заключать в тюрьму (Л. Корзимича, «Венгеский хозяин», 1846). Упоминавшаяся «десятина», кстати, — это десятая часть урожая, которую крепостной должен был отдавать сельскому священнику или певчему. «Девятина» — девятая часть урожая, уходившая помещику. А кроме этого — сто четыре дня барщины в год, отработки вместо перевозок и королевского оброка, погрузка дров, рубка дров, участие в барской охоте, работы на пользу общины, работы для деревни — и так далее, и тому подобное… Изменила ли что‑нибудь революция? Немногое. Крепостных освободили без земли. Теперь они были свободными, но еще более нищими. Сталин писал когда‑то: «Что касается крестьян, то их участие в национальном движении зависит, прежде всего, от характера репрессий. Если репрессии затрагивают интересы „земли“, то широкие массы крестьян немедленно становятся под знамя национального движения». — 159 —
|