|
Более чем вероятно, соседи начинают интервенцию, как сто раз случалось в истории многих государств при подобном обороте дел. В лучшем случае отыщется в конце концов сильная личность вроде генерала Бонапарта или Франко, маршала Пилсудского или Боливара – и жесточайшими мерами восстановит порядок. Но к тому времени страна будет залита кровью, выжжена и разграблена. Да и то – если отыщется личность… А посему к Николаю Павловичу у меня претензия одна – мало повесил. За одного только генерала Милорадовича, ученика Суворова и замечательного русского полководца, следовало тут же, на Сенатской, перевешать каждого десятого. Между прочим, мы как‑то ухитрились забыть, что великому князю Николаю в декабре 1825 было всего двадцать девять лет. И не может не восхищать, сила воли, ум и энергия совсем молодого человека, которого к тому же вовсе не готовили к роли самодержца. Лишний раз убеждаешься, сколь много в критические моменты зависит от волевой и энергичной личности. Николай не просто мастерски подавил бунт – он вдобавок положил конец столетнему разгулу гвардии, вместо защиты Отечества занимавшейся мятежами и цареубийствами. Символично, что с разрывом всего в несколько месяцев схожие события разыгрались и в Турции. Там султан столь же решительно уничтожил янычарский корпус – как и русская гвардия, к тому времени выродившийся в скопище сытых бездельников, обеспечивших себе наследственные привилегии и думавших о чем угодно, кроме защиты родины… За умиленными пассажами в защиту и одобрение декабристов мы как‑то совершенно забыли рассмотреть простой и конкретный вопрос – что, собственно, готовили означенные господа стране в случае своей победы? Намеченное ими освобождение крестьян без земли, способное лишь навредить, – еще цветочки… В «Обзоре общественного мнения», составленном в 1829 г. офицерами III отделения (давно пора отбросить ублюдочную большевистскую оценку этого учреждения, сохранившуюся по сию пору), содержится любопытный абзац. «Молодежь, то есть дворянчики от 17 до 32 лет, составляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и реформаторский дух, выливающийся в разные формы и чаще всего прикрывающийся маской русского патриотизма. Тенденции, незаметно внедряемые старшинами в них, иногда даже собственными отцами, превращают этих молодых людей в настоящих карбонариев. Все это несчастне происходит от дурного воспитания. Экзальтированная молодежь, не имеющая никакого представления ни о положении в России, ни об общем ее состоянии, мечтает о возможности русской конституции, уничтожении рангов, достичь коих у них не хватает терпения, и о свободе, которой они совершенно не понимают, но которую полагают в отсутствии подчинения». — 368 —
|