— Почему… Ты же знаешь Сенсэя. Он сказал, что их народ больше не нуждается в няньке. Мол, они сами могут уже о себе позаботиться. А здесь… — Да‑а, — протянул Коляныч. — Наш народ точно нуждается. Только почему тогда Юрич не президент? Впрочем, — понятно. Учтя негативный опыт, он решил не повелевать баранами, а воспитывать Воинов. — Хватит прикалываться! Они не бараны! И я тебя уверяю, таких воинов, как там, — здесь немного! Колька хмуро улыбнулся и бросил ложку в блюдце. — Да я и не прикалываюсь, — сказал он тихо. — Просто все это настолько дико, что если б не этот меч… мягко скажем, — необычный, я первым бы позвонил своим знакомым психиатрам. Чтобы, значит, тихо, без шума промыть тебе мозги. Но таких мечей у нас не делают и не делали — даже японцы… Что за технология, если им можно просто строгать обычное железо? Почему клинок полупрозрачный? Это металл? Эти и еще тысяча других вопросов. А ответ один — хрен его знает! И говорю я шутейски, чтоб не так страшно было… Я опешил. — Страшно? Чего тебе‑то бояться? — Много чего. — Колька прищурился. — Я мог бы сказать, что страшно от сознания того, что мир совсем не таков, каким мы его представляем. Страшно оттого, что и ко мне когда‑нибудь может прийти некто и сказать: “Труба зовет!” И надо будет все бросить и переться незнамо куда. Страшно потому, что… Но все это бредятина. Все эти “страшно”. Главное‑то в том, что вот сидишь ты сейчас передо мной, ха‑ваешь бутерброды. А я, может быть, вижу тебя в последний раз. Поперхнувшись куском, я закашлялся, а Колька с наслаждением хрястнул меня по спине. Помогло. — Слушай, не разводи панику, — сказал я, отдышавшись. — Не собираюсь я никуда. У меня здесь… — Врешь, — спокойно сказал Коляныч. — Не мне врешь. Себе. Собираешься и пойдешь — мне ли не знать? Столько лет дружим… — Но Танюшка… — Вот у нее и спроси… А вообще, поговори с Сенсэем. Я, лично, не врубаюсь, почему ты еще не там, не в Школе. Это же к нему тот тип приходил первым делом. Это же Юрич отправил его к тебе. Информация — у него! — Во‑первых, — это не Юрича идея. Это ИХ идея. А точнее, какое‑то бредовое пророчество. А во‑вторых, Колька, уж если о страхе говорить, — мне как‑то боязно к нему ехать… Коляныч улыбнулся и поднялся с табурета. — Думаешь, — сказал он, снимая чайник с плиты, — он решит за тебя? Выскажет свое непререкаемое мнение, навяжет волю? Окстись! И потом, меч ты взял? — 163 —
|