Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

Своим появлением перед вами сегодня я выпла­чиваю свой долг Духу, то есть делюсь знаниями дона Хуана единственно возможным способом. Это моя первая речь. Я очень нервничала перед выступ­лением и приготовила шпаргалки, которые пока­зала Карлосу Кастанеде. К нему мы обращаемся «nagual» — это слово на языке нахуатль означает «непостижимое». Нагваль взял мои листы с напеча­танным текстом — целую кипу листов — и разорвал их в клочки, повелев мне говорить те слова, кото­рые придут на ум сами. Он сказал, что ему не нужны записи».

Она продолжила рассказывать нам истории о сталкинге, который она называла «театром реально­сти», случаи из своей жизни, в которой она имела избавиться от того, что маги называли самой плохой ее чертой, — от жалости к себе.

Тайша утверждала, что в буддийском монастыре она имела облик мужчины, а в Мехико она была гринго по имени Рик, сквернословящим мелким во­ришкой. Она приделывала искусственный пенис под одеждой, училась ругаться и соблазнять жен­щин как мужчина.

Потом Тайша жила на дереве и спускалась вниз, только чтобы размяться. Еду ей поднимали на ве­ревках, и она ни с кем не общалась. В течение этих двух лет она была известна как «девушка-обезьяна».

Сразу же после этого, чтобы достичь большего контраста, она стала пухленькой красивой дебютан­ткой с длинными золотыми волосами, в атласном платье шагающей на параде по площади в малень­ком мексиканском городе рядом с ее duenas — «те­тушками», — которые были на самом деле мексикан­скими ученицами дона Хуана.

В этой роли она влюбилась в ненормального поэта, нокаутировала его, связала и лебедкой под­няла в дом на дереве для того, чтобы вылечить его от «трагической человеческой формы». Этот при­ем сработал, она вошла в образ и теперь могла спасти мужчину, которого любила. Маги забеспо­коились, что она слишком глубоко войдет в эту роль, поэтому выплеснули на нее ведро воды и быстро трансформировали ее в еще один «персо­наж».

Теперь она стала попрошайкой Альфонсиной, одетой в лохмотья, покрытой слоем грязи и всякой мерзости, искусанной мухами. Она жила в лачуге в маленьком городе с женщиной, которая была ей как мать и которая не знала ее настоящего проис­хождения. Альфонсина стояла с протянутой рукой, прося подаяния на паперти местной церкви. Нам было сказано, что если бы она «по-настоящему не победила жалость к самой себе — много личин и жила в разных обликах годами, что­бы избавиться от того, что маги называли самой плохой ее чертой, — от жалости к себе.