|
Я сел на свою сорочку, закрыл глаза и стал медитировать на звуках, стараясь отделить птиц от насекомых, дальние крики от близких цикад. Если вы внимательно смотрите на скрипача в оркестре, вы можете почти полностью отделить звуки его инструмента от всей массы звуков; и я стал дышать животом и вызывать образы, визуализировать существа, населяющие джунгли, сосредоточиваться на их голосах: тик-тик-тик твердокрылого рогатого жука, кудахтанье и клокотанье гигантского макао где-то там… далеко… а вот «плои!» капля воды упала на мягкий, зеленый, огромный, как ухо слона, лист пальмы… Я отфильтровываю отдельные звуки и слышу, как другие стихают, тают в темноте, сами к себе прислушиваясь… Я услышал свое дыхание. Тяжелые удары сердца. Быстрее. Листья, прутья, почва. Я двигаюсь. И дышу. И я слышу свой запах среди влажного хаоса джунглей. Я двигаюсь как тень. Я уснул там. Проснулся, и воспоминание о коте, о себе самом подняло меня на ноги. Я натянул брюки, завязал сорочку на поясе и направился по тропинке к реке. Я помылся в реке и пошел по руслу, как по нити Ариадны, прочь из лабиринта джунглей, обратно к Рамону. Это началось со звука. Я лежал навзничь на песке, на ровной площадке недалеко от костра и в двадцати футах от воды. Воздух был теплый и влажный. В песке стояли горящие свечи, и москиты выли вокруг них. Дым от трубки Рамона плыл на меня, удушающий дым, перемешанный с влажным воздухом. Теплый. Я чувствовал себя прекрасно. Весь день я голодал, сидел у излучины реки, писал, передумывал и переживал недавнее прошлое. Я даже разделся и промыл свои чакры в воде, протекавшей через лагуну и через мою излучину, а потом натер тело листьями, которые, по уверению Рамона, будут отгонять москитов. Я провел смотр своих мыслей и чувств. Для каждого из них я выбрал объект. Вот мое клиническое любопытство: будет ли сегодняшний ночной ритуал повторением предыдущего? Для него я выдрал треугольный кусок бумаги из дневника. Безопасность, смелость перед темнотой и ягуаром предыдущей ночи — для этого чувства я выбрал острую щепку дерева. Мои надежды, моя жажда трансцендентного опыта — это были сплетенные между собой три полоски пальмового листа. Моя вера, что я вернусь назад, что я переступлю предел, отделяющий от смерти, и возвращусь к жизни, — пятиконечный листок, похожий на руку. Каждый из этих предметов я бросал течению, как бросают жертвы в огонь. Я наблюдал, как они уплывают. Лист, похожий на раскрытую ладонь, коснулся берега на излучине и сделал полный оборот, прежде чем исчезнуть за выступом. — 147 —
|