Нагуализм

Иными словами, культ нагуализма — есть культ Трансформации. Даже в данном историко-религиоведческом докладе мы обнаруживаем ее как суть культа. Не в поклонении сущность месоамериканского нагуализма, а в превращении себя в нечто иное. Неудивительно, что важнейшим символом трансформации становится стихия Огня. Даже Солнце, которому поклонялись все народы Месоамерики, — это прежде всего источник Огня — преобразующей Силы, способной уничтожать и возрождать, свершать трансформацию от мертвого — к живому и наоборот. Именно потому древние ацтеки и майя вели счет «солнцам» как эпохам. Солнце рождает и уничтожает мир, когда срок его жизни истекает. После чего рождается новое солнце, а вслед за ним — новый мир людей.

Есть в работе Бринтона и немногочисленные попытки «христианизировать» нагуализм и тем самым как бы оправдать его. Однако выглядят они достаточно натянутыми. Например, упоминание о кресте св. Андрея — его, по мнению автора, в какой-то мере можно использовать «для обозначения ацтекской идеограммы «жизнь», которая указывает на иероглифы тонами и нагуаль — знак истинного происхождения, дня появления на свет, личного духа».

В результате планомерного и повсеместного истребления индейской культуры испанскими конкистадорами сегодня, мы вынуждены изучать великое наследие древних цивилизаций в виде неясных фрагментов предвзятых донесений шпионов инквизиции, преследовавших ересь на всей огромной территории Центральной Америки. Учитывая все вышесказанное, мы должны иметь ясное представление о реальной ситуации на американском континенте. Единственное государство, способное объединить разрозненные племена в этом регионе — империя Монтесумы — было уничтожено испанскими войсками в кратчайшие сроки. Цивилизация майя представляла собой нечто вроде совокупности полисов. Несмотря на то, что общепризнанным центром майянской культуры считался полуостров Юкатан, надо полагать, их этнос никогда не имел полноценного государства. Отсюда — единой разработанной религии и идеологии. И не могла цивилизация майя оказать организованного сопротивления испанскому вторжению.

Таким образом, перед любым исследователем, как Бринтоном, так и современным американистом, предстает обширное поле религиозных и мистикомагических вариаций, чье единство опирается не столько на общую доктрину или метафизические положения, сколько на близость языков, которыми пользовались эти народы и племена. Лингвистика объединяла месоамериканских шаманов, возможно, в большей степени, чем мифология нагуа, майя, сапотеков, киче и др. Собственно, то, что несколько столетий назад могло сплотить население Месоамерики и превратить сопротивление Конкисте в настоящую войну.