Антонио очень хотел попасть в Копакабану, поэтому около часа пополудни мы сели в автобус и затряслись по изрытой колеями грунтовой дороге вдоль болотистого побережья Перу. Через двадцать километров от Пуно находится полицейский контрольно-пропускной пункт, и молодой человек в униформе с автоматом через плечо поднялся в автобус и попросил предъявить документы. Тут я обнаружил, что оставил паспорт в Куско. Мне и в голову не приходило, что мы можем покинуть пределы страны. Это усложняло дело. Я сделал вид, что путе-шествую один, чтобы не впутывать Антонио. Сказал офицеру, что я американский врач, еду в Джули в двадцати пяти километрах от боливийской границы. Мы находились в двух часах езды от Юнгуйо, перуанского пограничного города, и неожиданно все наше предприятие оказалось под угрозой. Но водитель автобуса слышал мои объяснения и успокоил меня тем, что у него есть приятель на пограничном пункте и при наличии пятидесяти долларов все будет в порядке. К несчастью, его приятель как раз в этот день отсутствовал, мне пришлось договариваться угрюмым пограничником; в накрахмаленном хаки, солнечных авиационных очках и с намащенными бриллиантином волосами, он выглядел как Эрни Ковач. За восемьдесят пять долларов мне удалось добыть salvoсоnducto, разрешение на пересечение границы. Через пятьдесят ярдов боливийские коллеги изучили этот документ вдоль и поперек и потребовали еще пятьдесят долларов за сорокавосьмичасовое пребывание в их стране. Возвращение в Перу становилось проблематичным. Мы прибыли в Копакабану под вечер. Город расположен на маленьком мысу, нацеленном на Остров Солнца, и дышит заброшенностью и белизной. Полуостров Копакабана — одно из самых древних мест на территории Америки, остановка на пути паломничества во всеми забытую Мекку Западного полушария. Под терракотовой почвой в пластах скальных пород и глины погребены другие города и загадочные культуры, существовавшие еще до древней культуры тиагуанакос, которую унаследовали инки. Копакабана является священным местом, преддверием тайны, Эль Мединой Мекки. Важен не город сам по себе, а место, которое он занимает, и роль, которую он выполняет. Бетонные и саманные строения внушают чувство непостоянства, как будто их строили с уверенностью, что в один прекрасный день все будет разрушено. Поэтому здания и муниципальные службы функциональны, но не эстетичны: строения угловатые, окна квадратные, стены везде осыпаются. Этот город уверен в своей смерти и осознает свою длящуюся веками недолговечность. В этой уверенности есть что-то жуткое. — 124 —
|