Наконец Данченко, еще раз заглянув в папку, сказал: — Ладно. Оставлю вашего мужа в Новосибирске. А теперь уходите. Мне нужно работать. Она выбежала из здания вокзала. Слезы высохли на ее щеках, и Мария Георгиевна бросилась через пути к поезду. Вот он наконец, его вагон. — Месроп! Месроп! — закричала она на бегу. Он снова появился в окошке. — Сейчас! Сейчас тебя снимут с поезда! — ликовала Мария Георгиевна. Месроп смотрел на нее с восхищением. Он снова прощался взглядом с женой. — Хорошо, хорошо! Ты только не расстраивайся. Уходи, пожалуйста, — беззвучно шептали его губы. — Мы вместе уйдем! Вот увидишь! Мне обещали! Сейчас тебя снимут с поезда, милый мой! Месроп опять отрицательно покачал головой. — Нет, Мара, — проговорил он. — Меня оставят здесь. Это невозможно. Прощай навсегда… И в этот момент раздался гудок паровоза, состав дернулся и медленно двинулся вперед, набирая скорость. Он успел только помахать ей рукой и, не в силах более ее видеть, отошел от окна внутрь вагона. Его место сразу же занял другой ссыльный. Мария Георгиевна, преодолев в себе желание броситься следом за поездом, развернулась и побежала в сторону вокзала. Она влетела в приемную и, не обратив внимания на адъютанта, ворвалась в кабинет начальника вокзала. Данченко по‑прежнему сидел за столом. Он был в кабинете один. — Как ты посмел меня обмануть?! Холоп! Ты знаешь, кто перед тобой? Я потомственная сиятельная княжна, а ты, хам, чернь, простолюдин, посмел мне соврать? Ее глаза излучали безумную страсть. Данченко опешил от такого натиска. Никто не смел ему перечить или возражать, а эта дамочка! Он собственноручно из нагана расстрелял бы любого на ее месте. Но в этот миг, совершенно потрясенный происходящим, Данченко молча глядел на Марию Георгиевну. Он вдруг осознал, какая красавица стоит перед ним, и без памяти влюбился в эту женщину… — Ты знаешь, что поезд уже ушел! Ты понимаешь, что ты сделал с моей семьей? Возникла пауза. Данченко восхищался смелостью и решительностью этой женщины. Будучи председателем НКВД Сибири, генерал обладал абсолютной властью в округе. Возможно, у него и возникла в какой‑то момент мысль арестовать ее немедленно, но другая мысль, рожденная вспыхнувшим чувством, пересилила первую. Он сам захотел удержать эту женщину в Новосибирске. — Я вам сказал, что его оставлю. Без моего указания поезд никуда не уйдет. Его просто перегнали на другой путь! Но запомните: если вы подойдете ко мне на перроне в присутствии посторонних или сделаете хоть один неверный шаг — тогда все! Можете считать, что мы никогда не виделись! Понятно? — 335 —
|