|
— Мне надо с кем‑нибудь поговорить… С начальником… У меня просьба… — Садитесь, пожалуйста, расскажите все по порядку, — предложил адъютант. Он налил Марии Георгиевне стакан воды из графина. Она сбивчиво, задыхаясь от волнения, рассказала историю мужа, о полной его невиновности и необходимости снять его с поезда до отправки дальше. Адъютант, приходя постепенно в себя, выслушал историю и сказал: — Мадам! Я сейчас пропущу вас к начальнику, к самому генералу Данченко. От него действительно все зависит. Вы как войдете в кабинет — сразу же начинайте плакать. Я вам скажу по секрету: мой начальник просто не выносит слез. Только плачьте не останавливаясь! Данченко был высок, сухощав, лет сорока пяти, в сером мундире и галифе. Его выправка говорила о долгой службе в армии, наверняка еще в царской. Начальник вокзала находился рядом и показывал ему какие‑то бумаги. На столе дымились два стакана чая в мельхиоровых подстаканниках. Он с удивлением взглянул на Марию Георгиевну и спросил: — Кто вас сюда пропустил? Что у вас? Она всхлипнула и залилась слезами. Оказалось, что возможность выплакаться, предоставленная ей, была именно тем необходимым действием, к которому все ее существо стремилось последние долгие недели. Обессиленная женщина опустилась на стул, продолжая рыдать. Данченко поднялся из‑за стола, сделал несколько шагов в ее сторону и довольно резко сказал: — Прекратите немедленно плакать! В чем дело, в конце концов? Я слушаю вас. Вы можете говорить? Гражданка, прекратите рыдать! Адъютант, сюда! Вошел адъютант и стал объяснять генералу существо вопроса. — Я догоняла этот поезд две недели! — заговорила сквозь слезы Мария Георгиевна. — Если моего мужа не снимут с поезда в Новосибирске, мне ничего другого не останется, как поехать в гостиницу и покончить жизнь самоубийством!.. Умоляю вас! Он не виновен! Данченко возвратился к столу и начал изучать папки с делами заключенных. Достал дело Тарасова и углубился в чтение. Мария Георгиевна продолжала плакать. Адъютант за спиной начальника делал ей одобрительные жесты, дескать, плачьте, плачьте сильнее! Генерал с силой ударил папкой о стол: — Вы перестанете, наконец, плакать?! Вот, выпейте мой чай. Его только что налили! Прекратите рыдать! — Скажите, что вы его оставите. У меня дети с собой, я их тоже умерщвлю, если вы его не оставите! И сама на себя руки наложу! Напишу записку, что из‑за вашей черствости… Это было уже слишком, но Мария Георгиевна не отдавала отчета в том, что говорила. — 334 —
|