Миллионер

В 9 часов утра я прошел через проходную Петровки, 38, и, обернувшись, на мгновение подумал, что отсюда не выходят! Почему‑то вспомнился кавээновский анекдот:

«Из ворот Петровки, 38, выходит двугорбый верблюд. Его увидели граждане прохожие и говорят: „Вот сволочи. Вы только посмотрите, что они с бедной лошадью сделали!“»

Я поднялся на второй этаж, где меня встретил адъютант генерала Козлова в чине майора.

Он предложил чаю, немного подождать приема и тут же стал говорить мне о том, что, дескать, вы же понимаете ситуацию! К нам действительно обратилась легендарная женщина, описала вас как законченного преступника, попросила о помощи! Конечно, генерал не мог ей отказать и согласился все проверить. Конечно, никаких обещаний что‑то сделать не по закону он ей не давал. И как она могла растрезвонить всюду эту лживую информацию о нашем генерале — просто непонятно!

Наконец я вошел в большой кабинет, где за огромным столом сидел невысокий абсолютно седой человек. Он поднял на меня чекистский взгляд и, не здороваясь, спросил:

— Ты отправил письмо Пельше?

— Нет, товарищ генерал, я его еще не отправил, — ответил я. — Мы ведь сами можем во всем разобраться!

Он молча нажал на кнопку селектора.

— 101‑е отделение мне! — рявкнул генерал в микрофон.

Когда его соединили, он продолжил:

— Доложите, как там дело Тарасова?

И генерал поднял трубку, тем самым лишив меня возможности услышать по громкой связи доклад начальника 101‑го отделения. Но доклад, судя по всему, был бойким и занял несколько долгих минут.

— Хорошо! — наконец сказал генерал. — Дело передайте сюда. Больше никаких оперативных действий не производить! Сегодня же с курьером…

Он положил трубку и спросил:

— Все понятно?

— Так точно! — по‑армейски ответил я.

— Тогда иди и нигде не трепись! — сказал генерал.

Я, пятясь задом, выскользнул из его кабинета.

Сам процесс о признании брака недействительным получился очень театрализованным зрелищем. Над его постановкой думала и трудилась вся моя команда КВН.

Кроме того, мне повезло с блестящим адвокатом, репрессированным за антисоветскую деятельность и выпущенным из тюрьмы в хрущевскую оттепель.

Он не имел права участвовать в процессе официально, поскольку был судим, но консультировал одну молодую адвокатессу и все, что она говорила, писал накануне он. Очевидно, за это адвокатесса платила ему из своего гонорара. Кроме того, консультант согласился защищать меня в суде еще и потому, что прекрасно знал Овчинникову и истории ее репрессий.