|
— Что, товарищ генерал, к командиру роты зайдем? — спросил Цветков. — А кто у тебя сейчас на роте? Алферов? — через плечо спросил Серпилин. — Алферов. Серпилин прислонился грудью к брустверу окопа, чувствуя даже через полушубок ледяной, пронзительный холод окаменевшей земли. Там, впереди, за тишиной, были немцы. Что они делали в эту новогоднюю ночь в своих ледяных норах? О чем думали, на что надеялись? Но что бы они там ни думали, каждый по отдельности, все вместе они думают как раз противоположное тому, что думаем мы. И каждое наше желание сталкивается с их противоположным, и каждая наша надежда — с их противоположной, и каждый наш расчет — с их противоположным. И все, что было и будет хорошо для нас, было и будет плохо для них. И так до конца войны, до последнего ее часа, потому что война как монета: сколько ни катится, а все равно на ребро не станет — ляжет или орлом, или решкой, кто-то сверху, кто-то снизу; пощады нет и не будет ни нам от них, ни им от нас… Отсюда, из этого окопа на передовой, все казалось огромным: и то, что впереди, и то, что сзади. А ты, человек, находился как бы на самом острие громадного клина, молча упертого в этой тишине в грудь врага. И какая бы великая сила ни была там, позади тебя, все равно, когда начнется , она тобой, твоим телом, вдавится в это лежащее впереди враждебное, молчаливое пространство. «Да, нелегкая солдатская должность, — подумал Серпилин. — А сколько людей на ней…» — Ну что ж, зайдем к Алферову. Когда они зашли в землянку, лейтенант Алферов, бледный, худенький юноша в съехавшей на затылок ушанке и полушубке внакидку, сидел на корточках, притулясь к железной печке-времянке, и, прижав к уху телефонную трубку, чему-то задумчиво улыбался. Огонек «катюши» — сплющенной снарядной гильзы — освещал улыбавшееся лицо Алферова и спавших вповалку на полу людей. Увидя входящее начальство, Алферов положил трубку, стряхнул с плеч полушубок, нахлобучил ушанку, вытянулся в струнку и стал докладывать. — За дежурного самого себя оставили? — спросил Серпилин, выслушав доклад. — Так точно. Решил: пусть поспят. А мне не спится. — С кем говорили? — спросил Серпилин. — Возьмите трубку, договаривайте, раз начали. По смущенному виду командира роты ему показалось, что тот вел новогодний, неслужебный разговор. Может быть, с каким-нибудь знакомым санинструктором, хотя Цветков стремился обходиться в полку без женского пола и у него санинструкторы — почти все мужчины. — 17 —
|