|
Нельзя сказать, что жене товарища, которая в сновидении читала лекцию, недостает той «подвижности». Напротив, она — чрезвычайно живая, богатая свежими идеями женщина. Она, наверно, не почувствовала бы заминки и при усиленной специальной работе не была бы способна потерять смысл и способность к чтению лекций. Таким образом, в сновидении отрицание и утверждение поменялись местами. Этот анализ сновидения был совершен непроизвольно в состоянии полусна, непосредственно примыкающем к сновидению. Я ощутил при этом самым приятным образом ту легкость, с которой был в состоянии проследить ассоциативные пути, по сравнению с ретроспективным анализом в бодрствующем состоянии. Таковы записи товарища, к которым едва ли нужно что-либо прибавлять, так как они вместе с описанием самого сновидения содержат также и объяснительный протокол переходного состояния. Мы просим только читателя еще раз нарисовать самому себе запутанную игру взаимных соотношений между разнородными элементами образов и кататимическими течениями ассоциативной и аффективной связи в этом сновидении. Здесь работают все существенные механизмы сновидений: объемные сгущения, сновидения, покрывающие фигуру в мучительном главном месте, символизирование абстрактных ходов мысли с помощью чувственных образов и сильные актуальные аффективные течения, как движущая сила всего механизма образов. Из подобных сновидений мы получаем понятие о той «необыкновенно искусной ткацкой работе», которая происходит в сфере нашего мышления во время сновидения и, прибавим тотчас же, в сфере нашего мышления вообще в его самых низших элементах и в которой сотни нитей взаимно переплетаются друг с другом таким образом, что каждый отдельный пункт внутри ткани оказывается связанным не только с одной, но со многими сторонами, и что каждая часть целого не только многократно детерминирована, но, как говорит Фрейд, «передетерминирована» (uberdeterminiert)». Следует также на примере этого сновидения присмотреться еще внимательнее к тому, как осуществляется асинтаксичность ряда образов. Во время сновидения мы видим в мышлении отсутствие аппарата логических отношений между образами, а также некоторых основных категорий, которые наше бодрствующее мышление строго принудительно направляет на определенные пути. Такое значение, к примеру, имеет логическое отношение субъект—объект. В нашем сновидении грезящий является одновременно слушателем и оратором, свидетелем и действующим лицом в тягостной сцене в университете. То, что мы одно и то же событие в одно время переживаем и как действующее лицо, и как страдательное, не осознавая противоречия, является обычным для сновидений. — 81 —
|