|
дачу в жизни». И тогда («чувствуя себя живым выражением общей божеской мысли не для того, чтобы потеряться в ее беспредельности, но для того, чтобы найти себя в ней в более чистом и высоком виде») перестаешь с радостной высоты на кого-то сердиться, перестаешь мерить свое страдание меркой «собственных близоруких желаний». «Будь, что будет; в конце концов, это приведет нас к свету, хотя бы и через глубочайший мрак». И уходит нервность, раздражительность, и все телесное улаживается само собой. Вот, например, Марциновский поначалу объясняет пациенту нервность его желудочных расстройств, указывая на их капризность: «Вчера Вы переварили в приятном обществе целую гору майонеза из омаров без всякого вреда, а сегодня Вас убил детский суп». Он, конечно, мог бы «с важной миной» назначить «до мелочей измышленный диетический режим». Но не в этом дело! Побуждая целебно пациента к идеалистическому, религиозному мироощущению, Марциновский, однако, считает, что «врачебный целитель души» отличается от «религиозного целителя» тем, что «приноравливается» к особенностям отдельных людей. «Из высшего наблюдательного пункта» он видит различные формы мироощущения пациентов как «разные языки». «С одинаковой горячностью» врач должен уметь говорить на этих языках: на языке христианства и свободомыслия, на языке учений древней Индии... Но, когда пациент уверится в том, что понимаем его и тепло к нему относимся, — возможно, указывая ему ошибки и недостатки его личности и мировоззрения, от которых страдает, довести его до «того единого, что все ищут и благодаря чему могут быть устранены все раздоры и ссоры». Таким образом, Марциновский психотерапевтически воспитывает пациента в духе «монистического идеализма», говорящего на языках различных религий. И когда говорит о «светлых вершинах религиозного созерцания», на которые поднимаются его пациенты, то, видимо, как и В. Франкл, полагает, что Бог не так «мелочен», чтобы требовать веры в себя именно в виде какой-то определенной религии. Но уж в отношении «естественно-научного материализма» Марциновский убежден, что его время прошло. Работы Марциновского, как и работы Яроцкого и других классиков психотерапии, замечательны и тем, что их могут библиотерапевтически изучать пациенты. Если работы Марциновского помогают формированию целебного идеалистического мироощущения у тех, кто к нему предрасположен, то работы Яроцкого хороши для пациентов материалистического склада. И все же помощь сегодняшнего психотерапевта тут весьма желательна — для живого руководства этой библиотерапией. — 125 —
|