И я засомневалась: верно ли поступила на этот раз? Я ведь тоже была перед ним виновата. И Алеша — тоже. А наказан один. 22.06.1963 г. Алеша лежал на раскладушке и читал книгу, к нему подсела бабушка и хотела было с ним поговорить. Но он вдруг заявил: — Уходи отсюда, я тебя не люблю. — Почему же ты меня не любишь? — Не хочу говорить! Бабушка ушла обиженная. — Да что ж ты так бабушку обидел,— говорю я,— как же ты так мог сказать? Мне теперь бабушке и посмотреть в глаза будет стыдно! — Почему? — глаза Алеши смотрят с недоумением, хотя он и чувствует, что сделал плохо. Но он был искренен в данную минуту. Я думаю про себя: «В самом деле, как же быть? Скрывать истинное отношение и заменить его лживой вежливостью — противно и унизительно, хотя легко. Куда труднее изменить в ребенке само отношение к человеку, если он того заслуживает (а бабушка, безусловно, этого заслуживает). А как это сделать? Знаю, что бабушка ждет извинения, но в чем извиняться Алеше? Да и вообще извинение очень часто сопровождается фальшью и со стороны извиняющего, и со стороны извиняющегося — значит, опять ложь. Ну нет!» — Иди, Алеша, очень мне за тебя стыдно,— сказала я сыну и тихонько отодвинула его от себя. Губы его скривились, но он почему-то не заплакал. А когда пришла бабушка и мы сели за стол, Алеша как-то приветливо вдруг спросил у нее: — Тебе эту вилку дать? — Давай, давай, спасибо,— ласково ответила бабушка. Я вздохнула с облегчением. В тот же день к вечеру в комнате собрались устроить чай в честь дня рождения дяди Володи. Я говорю ребятам: — Давайте-ка все убирать. Алеша начинает собирать кегли и складывать их в чемоданчик. Антон (2,5 года) сидит и демонстративно возится с какой-то веревочкой. — Тинь, ты думаешь, что после этого сядешь с нами за стол? — А я не хочу убирать,— смеется Тинек, как будто проверяет, что из этого выйдет. — За стол не сядешь,— повторяю (зачем?) я. — А я хочу-у-у,— со слезой в голосе тянет Тинь. — А ты не убираешь,— с моей интонацией говорит ему Алеша,— значит, тебе за стол нельзя. Вот. Ты же не убираешь. Это выводит Тиня из себя. Он бросается к чемодану с кеглями, выхватывает их и разбрасывает по комнате. — А я буду бросать! — протестующе кричит он. — Ну, Тинь, это уже никуда не годится! Мы убираем, а ты разбрасываешь. Тогда иди-ка ты в постель.— Я несу его на террасу. В постели он долго плачет, ворочается, потом затихает. Думаю — уснул. Нет, через некоторое время: — Ма-ма-а-а! А в это время уже садятся за стол. Как не хочется портить всем настроение! А что делать? — 78 —
|