Мама и детский сад

Итак, с самого начала мы, взрослые, направляем поведение, развитие, пси­хику ребенка, передаем ему свои нравственные критерии, представления о жизни.

Я говорю «мы», но если этих «нас» много, неизбежен, как правило, раз­нобой. А если ребенку достается одна тридцатая замотанной няни в яслях или детском саду — что же он получит от такого «общения», кроме сухих шта­нишек?

Вот почему нужна малышу мать, с ее глубоко индивидуальной любовью, с ее возможностью и тонкой способностью с самого начала наблюдать первые пробы и шаги своего ребенка на долгом-долгом пути становления Человека, с ее неистощимым терпением и великим умением радоваться каждому, даже крохотному его успеху, чувствовать его боль. А при этом неизбежно оцени­вать все его проявления и тем самым ориентировать его в жизни. Но для этого самой матери какой надо быть!

Реакция матери мгновенна, чаще всего интуитивна; о вычитанном и услы­шанном вспоминать некогда — как чувствуешь, так и делаешь. Ошибаешься, конечно, особенно в самом начале, но, если переживешь и осмыслишь ошибку, прибавится опыт. Матери надо, по выражению Марка Твена, «самозатачивать­ся» всю жизнь, но при этом КАТЕГОРИЧЕСКИ НЕЛЬЗЯ...

Но закончу я эту важнейшую мысль только в последней главе книги — прос­то потому, что там она прозвучит убедительнее: сама я пришла к ней после всего того, о чем вам еще предстоит прочитать. Впрочем, матери меня поняли бы сразу, а вот отцы, дедушки и даже бабушки, а также ученые и руководители всех рангов, от которых зависит будущее наших детей, почему-то с трудом постигают очевидное. Попробую их убедить.

С ЧЕГО Я НАЧИНАЛА

МОЙ ОТЧИЙ ДОМ

Мне всегда казалось, что к материнству, да и вообще к семейной жизни я была подготовлена неважно. Судите сами.

Во-первых, моя эрудиция в области педагогики была до обидного скудна, несмотря на педагогическое образование. Богатства, заключенные в трудах великих педагогов прошлого и настоящего, были когда-то «пройдены», но моими не стали.

Во-вторых, для меня и практика сводилась всего лишь к четырехлетнему стажу работы со старшеклассниками. Я ничего — буквально ничего! — не знала о младенческом и вообще о дошкольном возрасте. До 29 лет я ни разу не толь­ко не держала, но даже и не видела развернутого младенца. Мои представле­ния о народных воспитательных приемах и обычаях, кажется, ограничивались «Ладушками», «Сорокой-воровкой» и рассказами бабушки о том, что «за сто­лом ни гу-гу, а то ложкой по лбу». Небогато, как видите.