|
Однако в июне настроение Илиэль наконец изменилось. Ожидание чуда, от которого готово было расцвести ее сердце, преобразило ее. Прежняя угрюмость исчезла; теперь Илиэль прямо таки сияла с утра до вечера. Физическая усталость, ни бытовые неудобства больше не заставляли ее страдать. Она подружилась с сестрой Кларой и дни напролет проводила в беседах с нею, усиленна работая спицами, совмещая, так сказать, приятное с полезным, чтобы встретить появление маленького сокровища уже готовым набором изящных вязаных вещиц. Илиэль забыла даже об ограничивавших ее свободу запретах, прежде так ее задевавших; к ней вернулась Вся природная радость и живость юности, так что если у окружающих и оставался повод следить за ней, то только затем, чтобы она чисто физически не набила себе шишек. Она больше не предавалась болезненным фантазиям и не испытывала тяги к опытам со зловещими образами. Она была у себя дома, па седьмом небе своего романа, ощущая себя главной героиней самой волшебной, всех сказок на свете. Ее любовь к Сирилу перешла В необычайно нежную, еще более возвышенную фазу; она полностью осознавала теперь всю ценность своей жизни, свое собственное достоинство. У нее появилось особое чувство природы, которого не было раньше; она ощущала свое родство с каждым листочком, с каждым цвет» в саду, рассказывала сама себе любовные истории про рыбаков, чьи парусники разноцветными пятнами раскрашивали лазурную гладь залива, воображала удивительные романы, развертывающиеся на палубах роскошных морских пароходов, пришедших откуда-нибудь Америки окружить по Средиземному морю, смеялась над проделками детей, игравших на склонах горы, и радовалась той могучей, земной силе, с которой загорелые крестьяне таскали вверх и вниз мимо ее террасы то корзины с рыбой, то цветы, то хворост. Там была одна крестьянка, уже старая; долгие годы труда оставили на ее лице неизгладимые следы морщин, однако она всякий день радовалась жизни, даже склоняясь под тяжелой ношей, и никогда не упускала случая остановиться и поприветствовать Илиэль с той душевной теплотой, которая так отличает итальянских крестьян: — Благослови вас Бог, синьора, пусть и этот день будет для вас добрым и прекрасным! Нет, мир и в самом деле был прекрасен для Илиэль; Сирил был лучшим возлюбленным на свете, а она сама — счастливейшей из смертных женщин. Глава XXI О ПОВТОРЕНИИ ВЕЛИКОЙ АТАКИ И О ТОМ, КАК ОНА ПРОШЛА Смерть жены крепко выбила Дугласа из колеи. Она давно стала для него чем-то вроде привычки, послушной рабыни, на которой можно было сорвать злость; кроме того, он лишился объекта своих лучших издевок. Баллок же он не просто перестал доверять; он был на него зол. В этот критический период его карьеры на помощь ему пришла мадам Кремерс. Один ее овдовевший знакомый передал ей на попечение свою дочь; что-что, а вызывать у людей доверие мадам Кремсрс умела. Эта дочь воспитывалась в каком-то интернате в Бельгии. Старуха вызвала ее по телеграфу в Париж и представила Дугласу, не скупясь на комплименты. Дугласу это пришлось более чем кстати. Девушка была юна и невинна, прелестна и настолько обворожительна, что ему показалось, что до сих пор он не встречал ничего подобного. Для Кремерс же она была важной фигурой в ее игре со влиятельным магом; благодаря ей она рассчитывала укрепить свое влияние на него. Сначала он, правда, заподозрил, что девушку подослала его старая врагиня, уже небезызвестная нам А.Б., готовая любым способом сжить его со свету. Колдун всегда желает быть единственным и самым высшим, для чего ему приходится унижать, если не уничтожать своих соперников, врагов и товарищей; настоящий же Маг ищет Высшего в Единстве, объединяясь с другими и равно участвуя во всех элементах их бытия. Разница та же, что между ненавистью и любовью. На всякий случай Дуглас провел магическое расследование и убедился, что в этом деле нет и следа «А.Б.». Даже напротив: аура мадам Кремерс показывала, что она вполне способна заменить А.К., и это опять-таки было ему на руку. Однако сначала ему нужно было ввести ее в число Четырнадцати и сделать своей правой рукой. Она же, со своей стороны, хотела сделаться для него незаменимой. Она знала, что Дугласом движет неукротимая ненависть к Сирилу Грею, и поэтому решила завоевать доверие Дугласа, предъявив ему скальп упомянутого джентльмена. Фигурально выражаясь, она принялась точить свой томагавк. — 175 —
|