|
Присущая уголовно-судебной достоверности доля субъективности не исчезает вполне оттого, что она составляет убеждение нескольких судей, познакомившихся с делом при одинаковых условиях наблюдения. Это согласие есть совпадение в конечном результате и редко только в мотивах; это соглашение, а не одновременно снятый фотографический снимок с предмета. Конечно, чем больше судей, тем разностороннее будет обсуждение предмета; чем больше разнообразия в точках зрения, тем больше оснований признать испытание полным. Но от этой большей разнообразности обсуждения дела, от этого более глубокого исследования вероятностей приговор не превращается в совершенно объективную истину, хотя кредит доказательств оттого и выигрывает. Во всяком случае, судейское убеждение тем более может считаться согласным с истиною, чем больше число судей, пришедших к одному и тому же заключению, и чем больше тождества в основаниях, по которым все они признают доказательства удовлетворительными. Таким образом, в заключение наших замечай о субъективном оттенке судебной достоверности мы не можем не согласиться с Миттермайером: "При исследовании истины действуют известные законы и существуют определенные пути, которые, оправдываясь разумом и опытом, оказываются наиболее верными. Истина, найденная таким способом, опирается на известные основания, производящие одинаковое впечатление на каждого судью; но в то же время при решении вопросов о фактической достоверности влияют все индивидуальные особенности судящего, и всякое убеждение об истине все-таки является чем-то субъективным". 2. Доказательства, составляющие основания уголовного приговора, могут вводить в заблуждение. Как бы мы ни были осторожны при оценке свидетельских показаний, мы всегда можем быть вовлечены в ошибку. Все общие положения для суждения о силе свидетельских показаний хороши как обобщения, но главный вопрос заключается не в этом их достоинстве, а в том, насколько какое-либо общее положение может найти свое приложение к отдельному случаю. Мы знаем, что согласное показание свидетелей есть большой плюс в пользу их показаний, но есть ли это согласие результат правдивости или подкупа, стачки или тому подобного нечестного деяния, это решается каждый раз отдельно in concreto. Чистейшая ложь в свидетельских показаниях встречается реже, чем ложь, подбитая правдою. Есть ложь, нелегко поддающаяся изобличению, а иногда и совсем неуловимая. Люди гораздо чаще говорят правду, чем ложь; но какой случай мы имеем в данном деле, это вопрос, который может быть решен и ошибочно в отдельном случае. Вещественные доказательства, говорят, не могут лгать; но они могут быть приведены в ошибочную связь с искомым фактом; они могут быть подкинуты с целью ввести в заблуждение; они могут быть сфабрикованы с единственною целью сбить с толку судей. Само по себе вещественное доказательство, конечно, не лжет; но с его помощью люди могут обманывать, и действительно обманывали и обманывают. Английский судья Гэль рассказывает случай, когда невинный был осужден за кражу лошади на том основании, что его встретили верхом на этой лошади в самый день кражи. Но он был совершенно невинен и просто сделался жертвою обмана настоящего конокрада, который, спасаясь от преследования, попросил встретившегося ему человека подержать на минутку лошадь, а сам скрылся. Вообще говоря, вещественное доказательство может быть обращено против истины с большею опасностью для правосудия, чем подкупленный свидетель. — 30 —
|