Например, я сижу, одеваюсь, говорю, ем — все это не потому, что я хочу так сидеть или так одеваться, говорить, или так есть, а потому что другие хотят, чтобы я сидел или одевался, или говорил, или ел таким образом. Все это происходит в соответствии с желаниями и вкусами общества, а не моего свободного желания. Более того, все это я делаю, подчиняясь большинству, вопреки моему желанию. Ведь мне удобнее вести себя проще, ничем не обременяя себя, но все мои движения скованы железными цепями вкусов и манер других, то есть, общественными условностями, превращенными в законы. А если так, то скажите мне, пожалуйста: где же моя свобода желания? А с другой стороны, если предположить, что нет свободы желания, то каждый из нас — не что иное, как своего рода машина, созданная и действующая по указанию внешних сил, заставляющих ее работать именно в таком режиме. Это значит, что каждый из нас заключен в тюрьму Высшего Управления, которое с помощью двух своих надзирателей: наслаждения и страдания, — тянет и подталкивает нас по своему желанию — туда, куда хочет оно. А значит, вообще не существует никакого «Я» в этом мире, поскольку нет никого, кто бы имел право принятия решений и обладал бы хоть какой-то самостоятельностью. Не я хозяин своих действий: я делаю что-то не потому, что я хочу сделать, а потому что на меня воздействуют, вынуждают, притом без всякого моего ведома. И если так, то получается, что нет мне ни вознаграждения, ни наказания. — 357 —
|