|
Был период полного торжества талассократии, когда Андрей Козырев, министр иностранных дел, познакомившись с рассматриваемой здесь геополитической моделью — в газете «День» была опубликована моя первая работа по геополитике, — сказал: «Хорошо, если вы предлагаете такую классификацию, я — атлантист». Говорит министр иностранных дел сухопутной державы — «атлантист». Приблизительно так, как если бы представитель сталинского руководства сказал: «Если вы называете это фашизмом, то я — фашист» (во время войны с Гитлером). Приблизительно ясно, в каком положении мы были. Мы находились в оккупации: • геополитической, • идеологической • или ситуации внешнего управления. Наши конкуренты (носители талассократии) уже праздновали победу, потому что на повестке дня, как писал Бжезинский (теоретик атлантизма, «цивилизации Моря»), стояло расчленение России (об этом он писал в «Великой шахматной доске»), и, соответственно, с геополитической точки зрения все шло к тому, что однополярный момент закрепится навсегда. Географические потери превратили гигантскую мировую империю в небольшую часть этой империи в лице Российской Федерации. На этом месте возникло пятнадцать независимых государств, которых никогда не существовало (большинства из них) и которые были созданы (предпосылки были отстроены) в советский период, а до этого в имперский период. Параллельно с этим происходило нарушение двух моментов, социологически сопровождавших все этапы русской истории. Мы говорили о мэппинге, о том, что в геополитической карте, помимо географической карты, есть еще социологическая карта, цивилизационная. И мы на всех этапах замечали под разными идеологиями, в разном формате следующие закономерности: теллурократическая система в геополитической русской истории была связана с двумя факторами на социологическом уровне. Первый фактор — это мощное самодержавие, то есть авторитаризм, полномочность правителей (единого правителя) и народность и традиционность низших слоев. Вместе они составляли феномен общества жестко вертикального в византийской модели. Был период, когда эта идеология доминировала (в эпоху Московского царства), когда она выступала в археомодернистическом ключе при Романовской империи (особенно послепетровской империи) под западническим облачением. И даже в советское время, когда речь шла о равенстве, коммунизме и социализме (равенстве всех), та же самая модель жесткого правления, вертикали власти (в лице, например, Сталина), с мощным традиционным народом, тоже существовала. Таким образом, это — константа русской истории, являющаяся залогом или социологическим аналогом геополитического пространственного расширения. Вот такая система в социологии доминирует. Она соответствует нашим территориальным успехам, завоеваниям и экспансии. — 43 —
|