Сам Волкогонов тоже поставил своего рода рекорд низости. После расстрела Дома Советов из танков, он тут же официально выступил по телевидению и заявил, что обстрел вёлся болванками — снарядами без взрывчатки. Лишь для сотрясения здания! Вот как нагло врёт эта власть. В Доме Советов были и артиллеристы, они зафиксировали тип снаряда при каждом выстреле. Были и самые современные снаряды кумулятивного действия. Взрываясь внутри здания, они давали такую взрывную волну, которая разрывала тела всех, кто находился в помещении. Те, кто после взрыва вбежал в эти помещения оказать помощь раненым, рассказывали, какое страшное зрелище представало их глазам. Помощь оказывать было некому. Но не о Волкогонове разговор. Он был подлец по долгу службы, к тому же неплохо оплачиваемой. Удивляет «бескорыстная» низость московской культурной элиты. Президиум Российской Академии наук публично одобрил действия Ельцина. Браво, господа! Слава российской науке! Так что же вы потом жаловались, что Академии не платили зарплату? Вы же плюнули на кровь тех, кто и пытался защитить строй жизни, при котором наука была нужна и её уважали. А те меломаны, которые потекли на ритуальный концерт на Красной площади 3 октября, загодя отмечающий окончательную победу «демократии»? Ведь знали, что совсем рядом — сгусток горя и гнева сограждан. Возрождали обычай накрывать победный пир над телами связанных и задыхающихся побеждённых? Ну, ладно, Ростропович (какое верное имя — Мстислав!) — а зачем было в день национальной трагедии участвовать в этом балагане простому учителю, врачу, инженеру? Ведь их друзья по работе в это время около Дома Советов буквально готовились к смерти. Ведь уже и толпы мародёров начали подтягиваться к Дому Советов, пока метро не закрылось. Их Гайдар пригласил по телевидению — вспомните это, голосующие за СПС. И вспомните истерику Немцова: «Давите их! Давите, Виктор Степанович!» Я не хочу говорить о той стороне событий, которая била по чувствам, потрясала. Хочу вспомнить вещи вторичные, почти незаметные, но, по‑моему, важные для всех, кто пытается понять самих себя, сегодняшних. Около Дома Советов собрались люди из разных слоев общества, конфликт вышел за рамки политического. Этих людей влекло что‑то общее, сохранившееся в народе. Было там много рабочих и инженеров, но я видел там и нескольких видных профессоров (даже моего первого научного руководителя в университете). Только с нашего курса химфака МГУ я встретил четырёх, а кого‑то, может, не узнал. Все эти люди, чтобы прийти и остаться, от многого отрешились. Но потом уже об этом не думали и не говорили. Съёживались и нервничали, когда ОМОН в очередной раз имитировал атаку с дубинками, давил на нервы. Как расширялись зрачки у женщин и девушек — глаза чёрные, совсем без радужной оболочки. Хотелось каждой поклониться. Но не уходили — это как‑то было вычеркнуто из вариантов поведения. Только по утрам, когда мужчины виновато уходили на работу, спрашивали: «Вернётесь?» — 170 —
|