|
– Мы поручаем вам в Петербурге организацию диверсии, Якоб Паулевич, мы подвигаем вас на террор – именно вы должны будете застрелить великого князя, и, наконец, мы вам доверяем ценнейшее наше приобретение жизнь и честь друга, Якоб Паулевич; имя друга – Мясоедов; звание – полковник жандармерии; кличка в нашей разведке – «Шварц», оклад – сорок тысяч марок в год. …Через девятнадцать дней, поздней ночью, в квартире подполковника генерального штаба Ивантеева, что на Мойке, задребезжал звонок. Сонная прислуга не разобрала имени, побрела в покои барина. Тот спал отдельно от супруги, в своем кабинете, возле телефонного аппарата. – Ктой-то к вам, Леонид Фомич, – сказала женщина, а кто – не пойму. Ивантеев лежал на диване одетым, словно бы ожидая этого прихода. Посмотрел на часы; стрелки показывали три часа утра. – Ложитесь спать, Григорьевна, – сказал он, – я сам гостя впущу. Света в прихожей Ивантеев не зажигал; когда вошел гость – обнял его, прижал к себе, ощущая чужой запах шинели, провел в кабинет. Колаковский – а это был он (никакой не офицер пехоты, но сотрудник военной контршпионской службы) – чуть не обвалился в кресло и сказал, не разжимая губ: – Вы были правы… Все эти годы правы… Будь мы все прокляты… Мясоедов действительно их агент. Ивантеев протянул Колаковскому папироску, поднес обжигающе близкий огонь спички, спросил: – Пароль и отзыв к нему вам дали? – Да. – Явку? – Тоже. – Это в протоколе допроса, который с вас станут потом снимать, не очень-то открывайте, ясно? – Ясно. – Сейчас спать, утром – за рапорт на мое имя, составим вместе, а потом – вплоть до ареста, если бог даст, мы сможем его на этот раз взять, – из дома моего не выходить, вас шлепнут незамедлительно… Основания для такого рода опасений были весьма серьезны: агент разведки германского генерального штаба, полковник жандармерии Мясоедов был одним из начальников контршпионского ведомства России. О его предательстве говорили не первый год; публично его обвинил в германофильстве член государственной думы октябрист Гучков; в популярнейшем «Новом времени» один из наиболее влиятельных журналистов России, Суворин, прямо объявил Мясоедова человеком, стоящим на службе иностранных интересов. Казалось, такого рода обвинения несмываемы. Увы, нет. Об этих обвинениях тем не менее говорили в обществе шепотом, ибо генезис страха, вдавленный в головы подданных, предписывал и на сей раз: «Молчи и будь подальше!» И не зря страх шевелился в сердцах людей: военный министр Сухомлинов – любимец царя; Мясоедов любимец Сухомлинова. И все тут! Логическое построение иного порядка, кроме как: «Молчи! Т-ссс!» – попросту невозможно было в те годы. — 251 —
|