|
– Ну и какой же вам смысл меня шельмовать? Каков прок? – спросил Колаковский, хрустнув пальцами так, что гримаса свела лицо немца. – Прок таков, чтоб другим было неповадно финтить! – отрезал Бауэрмайстер. Колаковский поднялся из-за стола, попросил: – Встаньте, пожалуйста. – Это еще зачем? – Я ударю вас по лицу, дабы вы имели основание вызвать меня на дуэль. Бауэрмайстер вздохнул, закрыл глаза, долго сидел недвижно, потом откашлялся: – Хоть я и могу вас швырнуть в карцер, ибо вы наш пленник, но тем не менее прошу принять мои извинения, Яков Павлович… Простите, милый, но в разведке проверка – вещь необходимая, мы ж вам – коли передадим петербургскую агентуру – вручим судьбы людей, наших друзей, так что простите, бога ради, Яков Павлович, и не держите на меня зла, коли можете… Колаковский опустился на стул, снова хрустнул пальцами: – Разве ж допустимо так, право… Тем более я пленник… Ну да ладно, я удовлетворен вашим ответом вполне, лжи нет в нем… Бауэрмайстер чуть поклонился, лицо его снова дрогнуло: – А не слишком ли вы меня легко простили? Нет ли в этом простолюдинства? Истинный дворянин не может быть столь снисходителен к оскорблению. Колаковский перегнулся через стол и резко ударил офицера. Тот упал с кресла, ударившись головою об угол стола. Колаковский поднялся, вышел в соседнюю комнату, крикнул дежурным: – Поднимите вашего командира, он хлипкий… Никто, однако, не ответил ему. В приемной Бауэрмайстера тоже было пусто. Колаковский вышел в соседнюю комнату – никого; в третьей – тоже. Он толкнул ногою тяжелую дверь, что вела на улицу, – подалась легко. Колаковский хмыкнул, вернулся назад, тронул мыском Бауэрмайстера, лицо его дрогнуло, сказал презрительно: – Ладно, поиграли, и будет. Бежать смысла нет, схватите. Или – или. Коли у вас нет нужды начать со мною серьезное д е л о – верните в лагерь, надоело мне подлаживаться под ваши дурацкие проверки. Отчего я согласился работать на вас, хотите понять? Оттого, что в России сейчас правят дурни, которые ведут империю к краху. Поднимать ее из руин предстоит Европе; ближе всех к нашим границам – вы; следовательно, вы-то именно и станете работать с нами; так не лучше ль договориться о форме сотрудничества, при котором насильник и мерзавец – то есть вы – станет выполнять по отношению ко мне те условия, которые мы обговорим заранее, пока вы во мне более заинтересованы, чем я в вас? …После семидесяти четырех часов утомительнейших допросов состоялся обед в особняке генерального штаба. Генерал, принимавший Колаковского и Бауэрмайстера, заключил трехчасовую трапезу словами: — 250 —
|